|
ДМИТРИЙ
КАРОВАЙЧИК
"ЖЕЛАНИЕ
УБИВАТЬ"
В августе здесь обычно тепло. Я
люблю не спеша гулять по улицам старого
города, когда навстречу бегут
бездельничающие школьники и студенты.
Мой обычный маршрут - до памятника
тысяче двумстам, туда, где полыхает
вечный огонь. Тысяча двести - это число
погибших при штурме Кенигсберга. С
честью погибших, я должен сказать, ибо
они отдали свою жизнь, защищая Родину.
Нас учили, что дело каждого мужчины -
защищать Родину до последней капли
крови, разве не так?
Ну вот, возвращаюсь
домой. Я холост, живу один, поэтому
традиционный вечер состоит из быстро
съеденного ужина из полуфабриката и
телевизора. Сегодня опять боевик с
мафией. Как легко и просто на экране
убить человека!
Отстрелялись. Иду спать.
К своим снам со стрельбой. Я был в числе
смертников, которые воевали в 94-96годах в
Чечне.
...Несколько дней назад
нас сменил другой полк, сейчас мы
отдыхаем. После того, как по радио
передали сообщение о том, что какой-то
капитан продал четырёх своих солдат за
несколько тысяч зелёных, мы
окончательно потеряли доверие к своему
начальству. Вот уже неделю не получаем
писем от своих родных и близких. Есть
дают противные жирные консервы.
Рядом с нашими
казармами уже несколько дней не слышны
ни взрывы гранат, ни пулемётные очереди,
соответственно, не слышны крики раненых
и стоны умирающих. В очередной раз к нам
приходят какие-то корреспонденты,
спрашивают, как у нас обстоят дела с
боеприпасами, хорошая ли еда. Мы врем,
как всегда, говорим, что, всё идёт хорошо,
что для того, чтобы выбить из Грозного
духов нам надо совсем немного времени.
Что подумают родные, если мы скажем
правду, - в Грозный посылают толпы
восемнадцатилетних необученных пацанов.
А если это услышит какой-нибудь
отъевшейся генерал, тогда считай, что
дни твои сочтены, и максимум протянешь
неделю, а то и меньше: дадут Калашников,
несколько рожков - и вперёд, на площадь
Минутку.
Нам дали задание
собрать разведанные. Ближе к вечеру мы
потихоньку пробираемся к чеченской
столице. Пока всё тихо-спокойно с нашей
стороны. В южной части Грозного идут
особенно ожесточённые бои, слышатся
привычные звуки разрывающихся бомб. Вот
где-то совсем рядом затрещал пулемёт.
Артиллерия тоже делает своё дело: долбит
боевиков по окраинам. Вот полетела 300-килограммовая
тротиловая болванка, через несколько
секунд раздался страшный взрыв:
трёхэтажный дом стёрт с лица земли.
Вскоре наступает
темнота - это самое страшное. Наёмники и
славные войны аллаха передвигаются
совсем бесшумно и почти у каждого -
прибор ночного видения, у нас же - один на
весь отряд, да и тот я забрал у убитого
чеченца.
Опять все стихло на пару
часов. Старший лейтенант Власов решил
покурить. Через некоторое время ночную
тишину нарушает негромкий выстрел
снайпера - говорят, за убитого русского
солдата он получает 80-100 долларов. Ну вот,
еще один груз 200 для русской матери.
Несмотря на потерю, мы всё же продолжаем
выполнять задание.
Временный командир -
лейтенант Брашков.
Мы почти вплотную
подошли к городу. Уже видны несколько
опорных пунктов боевиков. Они очень
хорошо укреплены, с окопами. Сверху
каждый опорный пункт накрыт брезентом,
они думают, что их не увидит авиация.
Может быть, и не увидит, но ракетная
установка "Град" их накроет. Мы
немного отползли назад и сообщили, в
каком пункте и секторе находятся
чеченцы.
Немного спустя штук
сорок ракет, оставив в воздухе красивые
следы, пролетели над нашими головами, и
попали точно в середину опорного пункта.
Этим боевикам аллах уже больше ничем и
никогда не поможет.
Ну вот, наш отряд сделал
хоть одно хорошее дело - избавил этот мир
еще от нескольких убийц. Захватив тело
бывшего командира, мы возвращаемся на
базу. Доложив начальству разведанные, мы
сообщаем о потерях. Впервые за весь
период войны нас похвалили за
сообщённые координаты чеченского
пункта.
По телевизору
показывают старую запись Грачёва, он
говорит, что с одним полком возьмёт
Грозный, и уничтожит всех наёмников и
боевиков. Что же осталось от этого полка?
Уверен, больше половины никогда не
смогут похоронить: либо не найдут тел,
либо не смогут опознать их, изувеченных
до неузнаваемости, либо никогда не
достанут из-под развалов.
К нам прибыло очередное
подкрепление. Теперь в нашем отряде три
БМП и восемнадцать человек.
Ближе к ночи несколько
десятков духов незаметно пробрались к
нам в тыл, но, к счастью, были вовремя
замечены и уничтожены. По радио сообщили,
что федеральные войска, идущие на
столицу Чечни с востока, были обнаружены
боевиками и здорово потрепаны,
некоторые солдаты сдались в плен, с
чеченской стороны потерь нет. Наверное,
какой-нибудь генерал в очередной раз
продал информацию боевикам. Такие
ежедневно посылают солдат на верную
смерть - что им до 18-летних парней?
Вот и нашему отряду
поступил приказ наступать на Грозный с
севера. Спокойной жизни осталось три дня.
А что с нами будет потом? Вариантов
немного: плен, рабство, убьют или ранят...
Всё это лишь догадки, никто из нас не
знает своей судьбы.
Сегодня ночью нас опять
атаковали духи. Незаметно под видом
мирных жителей пробрались к нам в тыл.
После того, как увидишь
лицо смерти, по-настоящему начинаешь
ценить жизнь. Для меня этим "лицом"
стал араб-наёмник. Я не знаю, благодаря
какому чуду я остался жив. Если бы у него
не заклинило автомат, то получился бы
очередной груз 200.
Перестрелка шла часа
три, особенно много у них было снайперов.
Когда один выстрел попадает в шею, а
другой в голову, значит, работает
профессионал. Сквозь автоматный треск
иногда был слышен их гнусный смех, что
может быть хуже смеха врага?
Вскоре к нам подоспело
подкрепление, и чеченцам пришлось
отступить. Особенно мне запомнился один
из них. Когда мы его окружили, у него уже
не осталось патронов, была только одна
граната. Предложили ему сдаться, но с
криком "Аллах Акбар!" он выдернул
чеку...
Каждый день похож на
предыдущий: мы кидаем гранаты, стреляем,
убиваем. Стоит очень хорошая погода, уже
несколько дней на небе ни облака. В такую
погоду никому не хочется умирать. Зимой
была страшная грязь, раненые солдаты
лежали в ней и думали, что с ними будет:
либо снайпер даст им контрольный
выстрел в голову, либо умрут от потери
крови, либо, в лучшем случае, выживут и
доберутся до госпиталя.
Самое страшное на войне
- это час ожидания атаки, всегда
реагируешь на каждый шорох, руки вечно
потеют, не можешь уснуть, все ждёшь,
когда начнётся кровавая развязка. Как-то
раз наш отряд сидел и ждал, когда на нас
пойдут боевики. Мы занимали
господствующую высоту и уже просидели
на ней в ожидании атаки пару часов.
Привели пленного боевика, он сказал, что
на нас пойдут 80 чеченцев. Я уже думал, что
он наврал, но ошибся. В 9 часов вечера они
на нас полезли. Такой толпы я ещё никогда
не видел, их действительно было под сто
человек. Я оцепенел на несколько секунд,
ничего не мог с собой поделать. Потом у
меня было время только на то, чтобы
стрелять, менять рожки и передёргивать
затвор. Я стрелял без остановки. Чеченцы
были похожи на саранчу, они были везде.
Когда закончились патроны, я начал
кидать гранаты. Были слышны лишь грохот
автоматов, взрывы гранат и стоны.
Никогда за всё время чеченской войны я
не убивал столько народу. Под утро, когда
рассвело, мы увидели кучу трупов, когда
прошли чуть дальше - ещё десятки .Кажется,
это были раненые, которых добили свои же
при отходе: у каждого бандита было
одинаковое пулевое отверстие между глаз.
Мой боевой товарищ,
снайпер, одолжил мне свою винтовку СВД. Я
уже час сижу и смотрю на Грозный в
оптический прицел. Никого, ничего пока.
Вдруг в одном из подвалов замечаю
тлеющий огонек сигареты. Присматриваюсь.
Там сидит по пояс голый боевик. Я четко
вижу, что его плечо всё в синяках -
последнее время он очень много стрелял.
Сейчас он просто сидит и курит, как будто
нет войны, нет крови, стонов, убитых, нет
разрушений. Я поймал его голову в прицел,
но не стреляю. Когда смотришь на мишень в
оптический прицел, появляется совсем
другое ощущение. На обычной мушке ты
видишь просто силуэт врага, а в
оптический прицел видны очертания лица,
видны его волосы, глаза. Больше всего мне
нравится стрелять врагу в шею, тогда он
умирает не сразу, а бьется в конвульсиях,
пытается подняться, уползти. Я, наконец,
нажимаю на курок - и ... привычная картина:
звук выстрела, брызнувшая кровь... Боевик
падает на землю, лежит. Для пущей
уверенности стреляю ему в голову. Потом
отдаю винтовку ее владельцу и берусь за
привычную рукоятку автомата.
К часу дня мой друг
снайпер был убит. Пуля попала ему прямо в
голову, вражеский снайпер поймал его на
блик.
Читаю какую-то книгу про
славу российской армии, какая наглая
ложь. Нас сменяет другой отряд, и я кое-как
засыпаю под грохот артиллерии. Мы до
того одичали и отупели от голода, что уже
не отвечаем за наши поступки. Сегодня я и
ещё трое моих сослуживцев в четырёх
километрах от Грозного заметили полевую
кухню боевиков. Мы подошли к чеченцам
метров на сто. Их было немного, человек
пять-шесть. Они ели. Я учуял запах
жареного мяса. Я не ел его уже месяца два.
Открыли по ним огонь. Пять боевиков
погибли на месте, не успев даже
потянуться за оружием. Мы помчались на
место кровавого побоища и, убрав ещё
тёплые тела бандитов от стола,
принеслись за еду. Последний раз я ел так
много и вкусно дома у родителей. Съев всё,
что было на столе, мы принялись
обыскивать все ящики и коробки. Я нашёл
немного хлеба, масла, сыра, семь блоков
сигарет "Мальборо" и несколько
палок колбасы. Погрузив всё это
богатство в какие-то пакеты, я уже
собрался помочь моим друзьям обыскать
тела , как вдруг у одного из убитых
бандитов в кармане зазвонил сотовый
телефон. Мы поняли, что это не к добру, и
решили побыстрее убраться. Успели еще
вытащить все обоймы у чеченцев. На войне
всегда проблема с боеприпасами.
Вечером я обменял палку
колбасы на бутылку водки. День не прошёл
даром. Поели. Командир и я вышли на улицу,
я закурил. Через несколько минут
раздался выстрел снайпера, но пуля
попала не в меня: пока враг ловил в
прицел мою сигарету, лейтенант стал
впереди меня и, поскольку я был выше его,
пулю в затылок получил он. Командир упал
мне на руки. Быстро позвав санитаров, я
положил его на носилки и пошёл вместе с
санитарами в больницу. Там не было
хирурга, а когда он пришёл, выяснилось,
что нет и лекарств. Командир так и умер,
не приходя в сознание. Теперь я обязан
своей жизнью лейтенанту Вооружённых Сил
Российской Федерации Брашкову, а у него
осталась жена и двое маленьких детей.
Пришёл день, которого я
больше всего боялся. Нам надо идти на
Грозный. Я проснулся раньше обычного и
пошёл покурить. Вообще в Чечне очень
красивая природа, а сегодня мне впервые
удалось увидеть рассвет. Такого зрелища
я не наблюдал уже очень давно. Солнце,
словно большой апельсин, поднялось из-за
линии горизонта и осветило весь фронт.
Прости нас, господь всемогущий, людей
грешных за то, что не ведаем, что творим.
За наши грехи нам место в аду, но разве
это не ад? Чечня - это место слёз, горя,
боли. Здесь уже не удивляешься, когда
увидишь, что людей прямо на улице
похищают подданные Дудаева, не редкость,
когда по тебе могут выстрелить
десятилетние пацаны. Достал трофейную
сигарету, закурил. Какой приятный вкус
во рту, когда куришь качественные
иностранные сигареты. А ведь эта
сигарета и этот день могут стать
последними для меня.
Вернулся в казарму, лёг
на свою койку и заснул. Мне снилось, что я
вернулся домой и пришёл к родителям. Все
меня рады видеть, пришли даже забытые
одноклассники. Вдруг в квартиру
врываются боевики и открывают по всем
огонь. Как говорится, сон в руку: надо еще
умудриться дожить до приезда домой.
Все. Пора наступать.
Настроение у сонной шеренги отвратное, а
после перловой каши на завтрак боевой
дух вообще ни к черту. Чего ещё надо
солдату для счастья? Хорошо поесть и
поспать. В принципе, война была бы
намного успешнее, если бы можно было
высыпаться.
Подошёл какой-то
начальник, пожелал нам скорейшего
возвращения с северной окраины Грозного.
Наша задача -
уничтожение группы из тридцати человек.
Они забрались в один из подвалов и очень
успешно отстреливаются.
В этот солнечный день
кажется, что со мной ничего не случится.
Но все же надо быть осторожным. Особенно
- с молодёжью. Бывали такие случаи, когда
тринадцатилетние пацаны подходили к
танку будто бы что-то спросить, и в самый
неожиданный момент кидали в танк
гранату. Обычно они взрывались вместе с
танком. Смертники.
Погода совсем летняя. До
Грозного недалеко - вот она, северная
окраина города. Подходим ближе.
Натыкаемся на тела боевиков и людей,
одетых в форму российских солдат. Я
передёрнул затвор автомата. Мы идём
дальше, пропуская вперёд БМП. Пока всё
тихо. Мы уже видим дом, в котором засели
боевики. Вдруг раздаются два выстрела из
гранатомёта, подбита задняя и передняя
машины, мы попадаем в ловушку. Средняя
БМП остановилась и открыла огонь по
трехэтажке. К боевикам присоединились
подоспевшие на помощь наёмники и начали
поливать нас металлом. Я спрятался за
подорванный БМП и открыл огонь. Моих
сослуживцев убивают, как слепых котят,
лишь несколько контрактников
последовали моему примеру. Мы
отстреливались, пока у нас не
закончились патроны. Мне в спину
застучал пулемет, но брошенная мною
граната заставила его замолчать. И тут
меня по-настоящему охватил страх, ведь у
нас закончились патроны, и гранат больше
не осталось. Единственный способ выжить
- сдаться в плен. Словно прочитав мои
мысли, нас окружает отряд боевиков,
наставив стволы. Ко мне подошёл бандит и
ударил прикладом автомата. Я потерял
сознание.
Через некоторое время я
очнулся в каком-то подвале. В Грозном
очень много подвалов, боевики чаще всего
в них прячутся. Рядом со мной двое
контрактников, их одежда залита кровью.
Пришли боевики и вытолкали нас во двор.
Постояв с нами немного, ушли. Моё
внимание привлекла колонна наёмников.
Один за другим они подходили к своему
полевому командиру и подавали ему
листок бумаги. Он внимательно изучал его
и, в зависимости от количества дней,
проведённых в Грозном, вручал боевику ту
или иную сумму. Расплачивался он в
долларах. Мне показалось, что один день в
Грозном стоит от 30 до 100 долларов.
Из подвала соседнего
дома последние минут 15 минут доносятся
ужасные крики. Скорее всего, там пытают.
К нам подошёл боевик и
приказал встать на колени. Первыми
стояли двое контрактников, потом я.
Боевик на ломаном русском (араб,
наверное,) потребовал у первого
контрактника солдатскую книжку. Изучил
её, понял, что парень - контрактник.
Достал пистолет ТТ и выстрелил парню в
голову. Потом сказал, что убитый -
наемник, и пришел сюда работать - убивать
за деньги. Убитого, однако, могла ждать и
худшая участь: ему могли сначала
поотстреливать все пальцы, а потом
отрезать голову.
Араб швырнул на тело
солдатскую книжку и подошёл к
следующему. Следующий уже знал, что его
ждёт впереди, и принял отчаянную попытку
спастись. Оттолкнув боевика, солдат
принялся бежать по направлению к дому,
но добежать не успел, его остановил
Калашников. Это была глупая, но очень
смелая попытка. Усмехнувшись, бандит
подошёл ко мне и пнул меня ногой. Он как-то
более жёстко потребовал мои документы. Я
протянул свою солдатскую книжку,
которая была испачкана кровью. Видимо,
когда я был без сознания, меня били.
Полистав её, араб прочитал, что я
призывник, и вернул книжку мне. Да ни за
какие деньги я по своей воле не пошёл бы
сюда воевать! Это прямая дорога в АД!
Ко мне подошли боевики и
оглушили чем-то тяжелым. Я очнулся в
незнакомом подвале и начал звать на
помощь, ко мне кто-то подошел и сказал,
чтобы я заткнулся, а не то будет хуже.
Скоро пришёл какой-то человек, когда он
подошёл ближе, я узнал в нём своего
капитана. Эта продажная тварь
усмехнулась при виде меня и сказала,
чтобы я не беспокоился, через день меня
обменяют на чеченца. Я знал, что он
всегда исполняет свои обещания, хотя так
и не отдал мне проигранную, уже не помню
в каком споре, бутылку водки. С одной
стороны, я должен его ненавидеть, а с
другой - я, кажется, обязан ему своей
жизнью.
Как ни странно, меня за
весь вечер никто не избил. Ближе к ночи
чеченцы включили музыку, потом пели сами,
а в 11 часов сквозь оконную щель я увидел,
как к зданию подъехала милицейская
машина с мигалками, оттуда вылезли
несколько милиционеров, и направились к
боевикам. Из услышанного разговора я
понял, что они продают патроны. К
двенадцати ночи подъехала машина,
привезшая продукты. Похоже, дела у
боевиков гораздо лучше, чем говорят наши
генералы. Вскоре ко мне пришёл капитан и
вручил мне поллитровую бутылку "Смирнова"
и пачку сигарет. Открутив крышку я
сделал несколько жадных глотков.
Последний раз я пил "Смирнов" на
своем дне рождения, тогда мне исполнился
двадцать один, и я верил, что всё в моей
жизни сложится хорошо. Я оказался не
прав, хотя, в принципе, я ещё на данный
момент живой, и это главное. Мусульмане
говорят, что для каждого человека аллах
начертил его судьбу, но я не верю: каждый
человек создаёт и избирает свою судьбу
сам. Как всё странно складывается в
жизни: если бы я отклонился от воинской
обязанности, то сел бы в тюрьму, если бы
был солдатом-контрактником, то возможно,
сцену моей публичной казни
транслировали бы по многим телеканалам,
если бы капитан не продался чеченцам, то
я бы сейчас не пил водку, а лежал бы с
отбитыми почками. Но такой плен меня
вполне устраивает. Завтра меня обменяют
на боевика или наёмника, а потом, скорее
всего, отправят домой, для этого надо
будет рассказать как можно больше
ужасов о своём пребывании в плену, ведь
обычно людей, которые побывали в "крепких
дружеских объятьях у боевиков"
отпускают домой. Надеюсь, никто и не
вспомнит, что я попал в плен к чеченцам
только вчера. Ну что ж, жизнь просто
великолепна. А капитан, моя добрая
продажная фея, исчез еще в начале боевых
действий, многие думали, что он погиб,
просто тела не нашли.
Я опять подхожу к
оконной щели и вижу "девочек-биатлонисток
в белых колготках". Снайперы -
наёмницы из Латвии и Литвы. Как это ни
странно, женщины гораздо лучше подходят
на роль снайпера. Хорошему снайперу надо
быть усидчивым и не нервничать.
Мне вдруг безумно
захотелось спать. Крайне неприятно
спать под грохот канонады и хохот врагов,
но у меня не оставалось другого выбора.
Утверждение, что в любой ситуации есть
выбор, на данный момент абсурдно, у меня
было всего два выхода: попытаться уснуть
или перегрызть себе вены. Я за первый
вариант.
Я невероятно быстро
заснул, видимо, очень сильно устал за
сегодняшний день. Проснулся я под утро
от грубых слов. Меня вытолкали на улицу,
завязали глаза и посадили в уазик. Ехали
мы довольно быстро, дорога была ровной и
гладкой. Мы не останавливались нигде,
нас пропускали все блокпосты. Вскоре
остановились. С меня сняли повязку и
спросили: "Хочешь остаться живым и
вернуться домой?" Я ответил, что хочу,
тогда один чеченец достал сотовый
телефон, набрал номер и отошёл. После
нескольких минут разговора он вернулся
и произнёс: "Это тебе подарок от
твоего капитана". Мне предложили
сигарету, я взял.
Мы уже ждём полчаса, а
никто не едет. Я начинаю волноваться.
Вдруг к нам подъезжает пыльная
милицейская машина, оттуда вылезают
трое милиционеров и боевик. Мой спутник
подходит к машине и о чём-то с ними
говорит. Я слышал только одно
предложение "Своих мы не бросаем". И
это верно: за двух своих рядовых они
готовы перерезать весь гарнизон. Из
машины вылезают милиционеры и идут к нам,
впереди - боевик ,улыбается ехидно,
проходя мимо меня, плюёт мне в лицо.
Мне ничего не остаётся
сделать, как сесть в машину.
Мы едем минут двадцать,
молча. Машина подъезжает к нашей базе. Я
выхожу и иду вместе с милиционерами к
начальнику базы. В коридоре пахнет потом
и порохом. Милиционеры отдают честь
полковнику и выходят. Он говорит, что
поступил приказ из штаба, и меня уже
сегодня отправят домой, вручает мне
бумажный пакет и говорит, что вертолёт
уже ждёт, мне надо просто назвать свою
фамилию. Я выхожу и иду на вертолётную
площадку, вертолёт со включённым
мотором действительно стоит и ждёт меня.
Я поднимаюсь в вертолёт и говорю пилоту
свою фамилию. Мы уже собрались взлетать,
но к нам подбегают санитары с носилками
и просят отвезти в госпиталь одного
раненого. Его кладут прямо мне под ноги.
Мы взлетаем, я смотрю на раненого бойца,
ему лет девятнадцать, он прижимает
окровавленные бинты к животу. Мне больно
на него смотреть, я беру медпакет,
лежащий рядом на скамье - кто-то обронил -
и снимаю с солдата кровавый бинт. На
животе у него две маленькие аккуратные
дырочки, скорее всего - автомат.
Перевязываю. Это всё, что я могу сделать
для него.
И только тут, глядя на
раненого, понимаю, какой я счастливец. Я
теперь не буду бегать с автоматом в
руках, не буду стрелять, не буду убивать.
Мне очень хочется спать.
Я просыпаюсь, когда вертолёт подлетает к
родной воинской части.
Попрощавшись с пилотом ,я
пошёл в свою часть, попросил вызвать
майора и отдал ему бумажный пакет.
Полковник вскрыл пакет, несколько минут
внимательно читал бумаги, а потом сказал,
что я свободен, я отслужил своё. И всё,
один телефонный звонок решил всю мою
жизнь, а мог бы валяться в грязи с
дырявой головой или на операционном
столе у хирурга с простреленным животом.
Я до конца жизни буду молиться за своего
капитана.
Вообще-то я закончил
юридический факультет. Я только
защитился, когда пришла повестка из
военкомата. После возвращения моя
сестра помогла мне устроится юристом в
маленькую фирму. Сначала я жил у
родителей, когда накопил денег, купил
себе однокомнатную квартиру. Конечно,
меня ещё мучают ужасы войны, в моем мозгу
постоянно всплывают кадры боёв. Мне
кажется, что я всё еще слышу голоса
чеченцев "Аллах с нами, он победит.
Убивай всех подряд, аллах всё простит".
Что навсегда врезалось
в память на той войне? Не то, как я кидаю
гранаты, стреляю, убиваю, как летит
человеческое мясо. Я помню одного майора.
Майор сидел на развалинах дома, который
подорвали боевики, он просто сидел, и мне
казалось, что он умер, он был спокоен, не
шевелился, и, казалось, не дышал. Его
камуфляжная одежда цвета хаки стала
белой от пыли, а в его глазах я видел
равнодушие, безжизненность и
спокойствие.
Еще я запомнил солдата.
Боевики подорвали БТР, из всего экипажа
выжил только один человек. Подойти к
нему было безумием, территория
контролировалась снайперами. Этот
солдат с большим трудом вылез из
горящего БТР, у него была оторвана рука.
Он пробежал несколько шагов в моём
направлении и упал, но я не слышал
выстрелов. Уже было можно разглядеть его
лицо, вдруг выстрелил снайпер, но не убил
бойца, а попал ему в ногу. Следующий
снайперский выстрел продырявил
уцелевшую руку, боевик над ним просто
издевался. Солдат смотрел на меня, и что-то
шептал, пытался сказать. Очередной
выстрел попал ему в другую ногу. Я
осмотрелся, вокруг никого не было. Мне
показалось, что я должен выстрелить
солдату в голову и убить без мучений.
Поймав солдата в прицел, я уже хотел
выстрелить, но вдруг совсем рядом
раздался выстрел, пуля попала ему в
затылок. Я заметил блик от снайперского
прицела и выстрелил из подствольного
гранатомёта в кусты, раздался взрыв.
Зарядив ещё одну гранату, я выстрелил
опять по кустам. Чеченца разорвало
пополам, полетело человеческое мясо,
наверное, в первый раз я не попал.
Подбежав к кустам ближе, я увидел куски
снайпера: граната настигла его, когда он
сползал в яму. Если бы у меня была ложка,
то я соскрёб его со стенок и похоронил в
котелке.
Вот и вся моя история
самых кошмарных дней моей жизни, когда я
был убийцей, мишенью, пленником. Ещё я
никогда не забуду, как я лежал в казарме
и всю ночь повторял одни и те же слова:
"Я не хочу убивать и не хочу быть
убитым!"
Опять звонит будильник,
уже полседьмого утра, мне надо идти на
работу. Уже полгода я живу жизнью
нормального человека. Но я чувствую в
себе пробуждение чего-то странного, чего
я никогда не испытывал...
Я хочу убивать.
Сегодня жарко. Я иду на
работу медленнее, чем обычно, и все думаю
об этом странном желании. Не могу
объяснить его природу. Вот уже шесть
месяцев я не держал в руках автомата, не
стрелял, просто жил. Вот я уже на работе,
в моём кабинете невыносимо жарко,
открываю окно, но в комнате по-прежнему
душно.
Невыносимо скучно:
сначала возился с бумагами, потом
прождал какого-то начальника в коридоре
часа три, он расписался на документах и
велел отнести бумаги другому начальнику,
этот начальник сказал, что чего-то не
хватает, велел её где-то получить и зайти
в среду в пять вечера. Чёртовы бюрократы.
Все. Заканчиваю работу и
иду домой. Ничего нового: ем, смотрю
телевизор. Ближе к ночи во мне
просыпается зверь, словно кто-то шепчет
мне: убей, убей, убей. Я закрываю глаза и
пытаюсь думать о чем-нибудь другом, но
вижу тела, мёртвые изуродованные тела,
одни тела все в дырках, у других тел нет
рук и ног, третьи тела все сожжены.
Это мучительно - вновь и
вновь переживать самые жуткие минуты
моей жизни: видеть людей, которых убивал.
И снова что-то долбит в
мозгу - убей, убей, убей... Где? Кого?
Полгода назад я убивал и взрывал, но
тогда это были боевики, наёмники,
чеченцы, ваххабиты, моджахеды, это было
целых полгода назад. Когда садился в
вертолет, то мне казалось, что моя война
закончена, мне казалось, что я самый
счастливый человек в мире. Нет, это все
не так.
Когда я застрелил
первого человека в своей жизни, меня
долго мучили кошмары: его бледное лицо
являлось мне каждую ночь. Но вскоре я
привык и понял, что не убивать - нельзя:
если ты не убьешь, то убьют тебя.
Сейчас я сожалел, что не
в Чечне, что не отстреливаю чеченцев, а
сижу у себя дома и мечтаю, как кого-нибудь
убить... Я почувствовал в себе прилив
энергии, я всегда его ощущал, когда мне
предстояло кого-нибудь уничтожить. Я
научился во время убийства чувствовать
своё превосходство, я был выше моей
жертвы. Враг был никем, а я был богом,
судьёй, карателем, палачом.
У меня нет выбора - не
могу больше терпеть.
Я надел старую куртку, в
которой обычно чинил машину, грязные
штаны и чёрную шапочку. Когда я сегодня
кого-нибудь убью, то, вероятно, буду весь
в крови, а эти вещи старые и ненужные.
Только немного жалко куртку, её мне
подарила мама на день моего рождения.
Пошёл на кухню, взял самый длинный и
острый тесак, которым режу мясо.
Я вышел на улицу. Дул
тёплый, свежий ветер. Вместе с этим
ветром пришло ощущение свободы,
предвкушение торжества.
Сначала я просто шёл,
спокойно, не торопясь, пропускал людей и
пытался держаться в тени. Остановившись
у какого-то заброшенного дома, достал
сигарету, закурил. Сделав несколько
жадных затяжек, бросил сигарету, не знаю
почему, но мне расхотелось курить, такое
со мной было впервые. Моё сердце вдруг
забилось в бешеном темпе, мне показалось,
что оно сейчас лопнет...
Вдруг я услышал стук
каблуков, мимо меня прошла женщина, нет,
скорее, ещё совсем молодая девушка. Я
достал нож и посмотрел на часы. Была
полночь, на улице мало прохожих, если
повезёт, то никто ничего не увидит. Я
быстро догнал девушку, замахнулся ножом
и ударил в спину. Мой армейский друг меня
научил бить ножом так, что жертва не
издает крика. Секрет заключался в том,
что надо бить в два удара, первый - в
лёгкое, тогда человек не сможет кричать,
а второй - в сердце. Этим способом в самом
начале войны я убил боевика, тот не успел
даже вздохнуть. Вот и сейчас, я ударил
девушку в лёгкое, а потом в сердце. Изо
рта у нее потекла кровь.
Я оттащил тело в кусты. Я
бил её ножом, бил много, долго и очень
часто, наносил удары и получал от этого
истинное удовольствие. С каждым ударом я
ощущал, что удовлетворил своё желание
убивать, мне казалось, что я свободен и
делаю всё, что хочу. Когда я остановился,
мои часы показывали час ночи. Видимо, я
потерял чувство времени. Сколько крови
вокруг...
Я вытер окровавленный
нож об её платье и поспешно покинул
место убийства. По дороге домой я
закурил, курил медленно и долго. У себя в
квартире я ещё раз вытер нож и положил
его на место, скинув окровавленную
одежду, встал под душ. Вымывшись, пошёл
спать с ощущением невероятной лёгкости
и свободы.
Завтра мне опять надо
будет бегать с документами,
регистрировать какое-то помещение и
заниматься писаниной. Я быстро заснул,
проиграв в памяти сегодняшний день. Это
убийство удовлетворило моё желание, но
насколько? На день? Неделю? Месяц? Год?
Где-то внутри, кажется,
совесть говорила мне, что это
несправедливое убийство. Раньше я
убивал вооружённых людей, а сейчас
безоружную девушку.
Утром я встал на полчаса
раньше обычного, сложил окровавленную
одежду в мешок и вошёл в гараж. Там я
облил её бензином и поджег. Вещи сгорели
очень быстро.
По дороге на работу я
купил местную газету.
В офисе было душно, как и
вчера. Я одолжил у коллеги вентилятор,
включил. Стало немного легче. Начальник
мой ещё не пришёл, и у меня было немного
свободного времени. Положив ноги на стол,
я достал газету, и принялся её читать. На
первой странице была фотография
изуродованного, окровавленного тела
девушки с подписью: "Найдено тело
девушки, убийца - профессионал высшего
класса".
Оказывается, девушку
звали Зайчук Нина Николаевна, ей было 18
лет. Милиция задержала нескольких
подозреваемых. Медэксперты насчитали на
теле 87 ножевых ранений.
Скомкав газету, я
выкинул её в мусорное ведро. Не знаю
почему, но я рассмеялся, залился весёлым
непринуждённым смехом. Я очень давно так
не смеялся.
Что со мной? Как я стал
убийцей? Из-за войны? Я теперь болен,
болен желанием убивать. И тут я понял,
что не ограничусь одним убийством. Я даю
себе слово убить только пятерых. Если я
не сдержу свою клятву, пропаду.
У меня дома лежит
примерно 600 долларов, эти деньги я копил
на новую машину. На эти деньги я куплю у
своего армейского друга пистолет.
Рабочий день окончен, я
отправляюсь домой.
Поел, взял деньги и
пошел к другу. Идти недалеко, на улице
очень тёпло. Вот и его подъезд, квартира
под номером шесть. Он открыл мне сразу .
Сначала долго стоял и смотрел на меня,
видимо не узнал. Потом схватил мою руку и
начал яростно её жать. Он всегда был
очень любезным. Сразу же на столе
появились закуска и литровая бутылка
водки. Я воевал с ним месяца два, мы
всегда ходили вместе на здания, вместе
убивали. Он не раз спасал мне жизнь, а я
ему. Он был ранен в левую ногу и
отправлен домой. Теперь начал торговать
оружием. Я сказал ему, что у меня очень
мало времени, и что мне нужен ствол.
Через несколько минут он принёс три
пистолета: Макаров, Стечкин и ТТ. Макаров
мне никогда не нравился, убойная сила
плохая и начальный полёт пули маленький.
К Стечкину относился немного лучше, мне
его давал на время один мой фронтовой
товарищ, но мне он кажется привередливым,
надо его всегда смазывать, да и осечка
иногда случается. А вот ТТ - это вещь,
магазин на восемь патронов, и начальный
полёт пули хороший. "Сколько?" -
спрашиваю я, беря в руки ТТ. "Вообще-то
шестьсот, но для тебя - пятьсот". Я
покупаю пистолет, сотню трачу на обоймы.
Теперь у меня пистолет марки ТТ и четыре
обоймы. Попрощавшись, ухожу домой.
В квартире очень жарко,
я открываю все окна и кладу пистолет с
обоймами на стол. По телевизору
выступает очередной генерал и
докладывает оперативную обстановку в
Чечне. С самого начала боёв в Чечне я
слышу одно и тоже: враг будет разбит в
кратчайшие сроки, у нас почти нет потерь.
Хоть бы когда-нибудь сказали правду.
На часах уже восемь, в
голове снова одна и та же мысль. Мне
хочется убивать, наводить страх. Я уже
представляю заголовки завтрашних газет:
"Найден труп с простреленной головой"
или "В трупе обнаружено 6 пуль". Ну
всё, пора воплотить мои мечты в кровавую
реальность. Натянув чёрные джинсы и
кожаную куртку, я беру пистолет и выхожу
на улицу. Часы показывают половину
девятого, надо погулять до девяти, а в
девять уже стемнеет.
Я иду по улице и выбираю
себе жертву. На этот раз мне захотелось
убить мужчину. Свернув в тёмный переулок,
я передёргиваю затвор пистолета и
ставлю его на предохранитель. У меня с
собой одна обойма. На часах уже девять,
совсем стемнело. Я оглядываю улицу и
примечаю одинокого мужчину, идущего в
моём направлении. Он уже совсем рядом с
домом, у которого я стою. Я выхожу ему на
встречу и метров с десяти стреляю ему в
туловище. Он падает, хватаясь руками за
живот. На вид ему лет тридцать. Он что - то
пытается мне сказать, но я слышу только
предсмертный хрип. Я подхожу к нему,
стреляю сначала в солнечное сплетение,
потом в сердце и контрольный - в голову.
Напоследок зачем-то делаю еще два
выстрела в живот. До меня доносится рёв
милицейских сирен. Надо уходить, я делаю
спокойное лицо и иду по направлению к
моему дому. Дома я раздеваюсь, кладу
пистолет на стол, и иду спать. Завтра мне
рано вставать. Двоих я уже убил, осталось
застрелить всего лишь троих.
Во сне я опять бегаю по
горам Чечни и выполняю привычную работу.
Я очень хочу забыть этот ад, но не могу.
Мои воспоминания глубоко засели у меня в
мозгу и никак не хотят стираться.
Опять звонит будильник,
я одеваюсь и иду на работу. Пытаюсь
вспомнить вчерашний вечер, но не могу. Со
мной такого раньше не случалось. На
столе у секретарши я вижу газету. На
первой странице газету напечатана
фотография мёртвого человека, а внизу
написано: "Убийца сменил нож на
пистолет, в теле у неизвестного мужчины 8
пулевых ранений". И тут я сразу
вспоминаю вчерашний день. Да, вчера
вечером, я застрелил человека.
Секретарша моего
начальника говорит мне, что у директора
сегодня день рождения и нас всех сегодня
отпускают с работы. Дома я кладу
сегодняшнюю газету к вчерашней, которую
я вернул из мусорника: будет, что
вспомнить к старости. По телевизору
показывают начальника милиции, он
говорит, что вчерашнее убийство очень
похоже на сегодняшнее, скорее всего,
убийца один и тот же, для него характерна
излишняя жестокость, и что все силы
брошены на поиски маньяка.
Я неожиданно свободен, и,
чтобы скоротать время до вечера, я иду в
театр, меня давно звали на генеральную.
Она продолжается три часа.
Спектакль мне очень
понравился, он был о том, что все люди на
земле разные. Бог создал больших и
маленьких людей, но мистер Кольт уровнял
их шансы - это моя любимая фраза. Перед
пленными боевиками я очень часто её
произносил.
На часах уже семь часов,
сегодня день прошёл очень быстро, я даже
не устал. Вернувшись домой, беру
пистолет и две обоймы и выхожу на улицу.
Сегодня я планирую убить ещё одного
человека.
На улице очень мало
народа, может быть, они боятся быть
убитыми и поэтому сидят дома. За 20 минут
я увидел семь милицейских машин. Видимо
милиция начала заботится о безопасности
граждан. Наверное, сегодня кого-нибудь
убить будет тяжело, но если мне удалось
выжить в Чечне, то значит я смогу сделать
всё. Я покупаю бутылку пива и не спеша
пью.
Моё внимание привлекает
женщина. Подхожу ближе - это жена моего
босса, если я её убью, то, вероятно, нас
завтра отпустят с работы. Мне же всё
равно, кого убивать. Она свернула в
переулок и остановилась у первого дома.
Я приблизился. У нее в руках была
сигарета, она пыталась найти в сумке
спички. Видимо, спичек она не нашла,
поэтому, заметив меня, попросила
прикурить. Я дал ей зажигалку, она
прикурила, и вернула ее обратно. Сказав
ей, что курить вредно для здоровья, я
достал пистолет. Она рассмеялась,
наверное, в сумерках не заметила
пистолета. Я отступил назад немного,
чтобы кровь на меня не попала, и
выстрелил ей в шею. Звук выстрела
многократно повторился дворовым эхом.
Женщина упала, из её шеи потекла кровь. Я
выстелил ещё раз, потом еще. Я обезумел.
Отстреляв всю обойму, я
вставляю новую и продолжаю стрелять.
Слышен вой милицейской машины. Бегу по
узкой улице, но там тупик. Пытаюсь
открыть подъезд, но на нем стоит кодовый
замок. На другом подъезде домофон. Мне
некуда бежать, а служители закона будут
здесь с минуты на минуту. Вынимаю обойму,
осталось всего шесть патронов, но я не
буду трусом, не убегу, а приму бой. И если
погибну, то умру, как мужчина.
Я слышу, как милиционеры
вызывают по рации подмогу, уже можно
различить их шаги. Мне на встречу
движутся две фигуры. Я стреляю, человек
падает. Другой открывает огонь, видимо
он слышал, откуда раздаются выстрелы. Но
всё мимо. В Чечне под шквальным огнём я
выжил, научил укрываться от пуль. Может
быть, выживу и сейчас. Подъезжают еще
машины, слышу топот ног, издали вижу, как
приближаются люди. Одни с пистолетами,
другие с автоматами. Делаю три выстрела,
но никто не падает, никто не стонет. На
меня кто-то набрасывается и начинает
бить резиновой дубинкой. К нему на
помощь подбегают ещё человек шесть. Тоже
бьют меня. У одного очень тяжёлые сапоги.
Потом моё окровавленное тело бросают в
машину и куда-то везут. Дальше ничего не
понимаю, что происходит, помню только
одно, что меня снова били очень долго,
сильно и больно.
Меня кидают на холодный
пол, видимо, это камера. Утром кто-то даёт
понюхать нашатырный спирт, я прихожу в
сознание. Меня ведут на допрос.
Следователь спрашивает, как я убивал
людей, потом даёт подписать какие-то
бумаги. Я всё подписываю, отвечаю на все
вопросы. Потом он говорит, что скоро мне
предоставят адвоката, а пока меня
посадят обратно в камеру. В камере я один,
я подхожу к окну и начинаю думать о своей
дальнейшей судьбе. Адвокат мне ничем не
поможет, мне светит тюрьма. Надолго.
А ведь я даже не
выполнил своего обещания, не убил
пятерых человек, только четырёх. Да и то
не известно, убил ли я последнего. В
темноте нельзя было разобрать, может
быть, я его просто ранил. В лучшем случае
мне дадут лет 20 колонии строгого режима.
Лучше бы просто приговорили к смертной
казни и выстрелили в затылок. Даже если
меня и приговорят к смертной казни, то не
убьют, а посадят в камеру, где я буду
ждать исполнения своего смертного
приговора, ведь Россия цивилизованная
страна, она вступили в Совет Европы, в
России мораторий на смертную казнь.
Пожалуй, мне надо самого себя
приговорить к смертной казни и
исполнить свой приговор.
Обвинив себя в смерти
трёх человек, я вынес себе приговор -
смертную казнь. Я решил попросту
перегрызть себе вены. Схватившись
зубами за вены на левой руке, я сильно
стиснул зубы, кровь бурого цвета хлынула
фонтаном, то же самое я проделал и с
правой рукой. Оказывается, перегрызть
себе вены совсем несложно. Я лёг на
матрац, по моим рукам стекала кровь, она
собиралась на полу в две лужицы овальной
формы. Через несколько минут я начал
терять сознание. Я был спокоен. Перед
глазам возникла чёрная воронка,
засасывающая меня всё быстрей и быстрей.
Дальше я летел по длинному туннелю.
Впереди я видел яркий свет, и чем дальше
я шёл, тем становилось светлее. Потом,
как ускоренный фильм, мимо пролетела вся
моя жизнь...
Когда тюремщик отворил
камеру, чтобы со мной смог поговорить
адвокат, он увидел, как я лежал в
скрюченной позе. Пол был залит моей
кровью, лицо мое было удивительно
спокойным, будто я хотел, чтобы моя жизнь
закончилась именно так.
2000 ©
Дмитрий Каровайчик.
Все права защищены.
Перепечатка и публикация разрешается только с согласия Автора.
Текст
впервые был опубликован на сервере http://artofwar.ru,
выложен здесь с согласия автора.
Ваше
мнение и отзывы Вы можете послать автору
рассказа: wrx@chat.ru |
|
