ДМИТРИЙ КАРОВАЙЧИК

"ПОСЛЕДНЯЯ
СТУПЕНЬ АДА"

В больнице меня уже ждали. Врач — ему было около 35 — обычный человек, каких можно встретить каждый день на улице. Хотя запоминалось одно — усы. Они был чёрного цвета и длинные, как у видавшего виды насекомого.

— Присаживайтесь, молодой человек. Мне нужно сообщить вам одну не очень приятную новость. Надеюсь, вы сами догадываетесь, о чем я хочу сказать, — он посмотрел в мои глаза, слегка прищурившись.

— Честно говоря… — я замялся.

— У вас положительный результат, молодой человек.

— Так это же хорошо! — я всё не понимал его пафоса. — Если положительный, значит, всё в порядке: я здоров.

— Увы… Положительный результат в данном случае объясняется не иначе как положительная реакция на подтверждение вашего заболевания.

— То есть?..

— Следовательно, в вашей крови, молодой человек, обнаружена ВИЧ-инфекция.

Я побледнел, сердце забилось с бешенной скоростью, кровь подступила к голове, в виски резко ударил гонг, продравшийся сквозь пелену общего шума…

Меня замутило… Пачка сигарет непроизвольно вывалилась из кармана брюк.

— Закурите, так будет легче… Вот пепельница, — и брякнул передо мной какой-то банкой.

Машинально потянулся за сигаретой, наспех затянулся, вдруг резко кольнуло в сердце, губы разжались и сигарета упала на пол — мысли понеслись в голове со скоростью света, размешиваясь в вязкой жиже общего болотообразного состояния.

— Скорее всего, это ошибка... — язык плохо слушался, голос выползал как хрип.

 Доктор молчал.

— Это ошибка — я судорожно уцепился за блеснувший лучик надежды. — Лаборанты ошиблись, результат неверный...

Доктор глянул мне в глаза с видом побитой собаки:

— Этого не может быть: мы брали у вас кровь три раза, во всех случаях результат один и тот же. А именно: положительный.

— …И что же мне теперь? Лечиться? Но где? Как?..

— Не знаю. Все зависит от вас. Напишите книгу, съездите в Вену, запишитесь в конце концов добровольцем и езжайте в Чечню.

— В Чечню? А медкомиссия?

— Дадите взятку.

— Я могу не доехать до Чечни. Сдохну в поезде. Так?

Доктор взбесился:

— А вам не всё равно, от чего и где вы… э-э-э… отправитесь на тот свет?! В поезде, или от передозировки наркотиков, или вас разорвёт в куски миномётным снарядом где-нибудь под Шатоем, либо вы скончаетесь от СПИДа?

Я судорожно вздохнул:

— Понимаю. Вся проблема в том, что мне 27 лет и жизнь моя только начинается.

— Я говорю то, что знаю, а знаю я то, что у вас ВИЧ-инфекция. Вот и все.

— Так сколько же мне осталось? Или уже присматривать себе место на кладбище?

— Поступайте как хотите. Я не могу быть в ответе за вашу борьбу в этом мире.

— А меня могут положить хотя бы в больницу?

— Только с вашего согласия. Но — зачем? Вам это так надо?

Врач отвернулся к окну, давая понять, что его миссия выполнена, первичный шок пациента предотвращен и дальше последнему следует вести себя по собственному усмотрению… например, покинуть пределы этого кабинета.

— Я вам что-нибудь должен?

— Не волнуйтесь, вы уже за всё заплатили. Во избежание дальнейших неприятностей вам следует не забывать, что вирус СПИДа передается половым, то есть анально-генитальным путем, а также посредством использования чужого шприца инфицированного, разрушает иммунную систему, как вашу, так и партнеров, с которыми вы пожелаете иметь контакт, и вы, как и ваши партнеры, можете погибнуть от воздействия на организм даже самой незначительной инфекции. Не забывайте об этом. Впрочем, кондомы нынче не дефицит, а с употреблением наркотиков советую вести себя осторожно… Да, возьмите-ка пачку сигарет с собой, не оставляйте тут.

— Курить? Теперь?! — я в отчаянии посмотрел на пачку.

Доктор уставился на меня с плохо скрываемым раздражением:

— А вам не всё равно? У вас что, рак лёгких?!

— Спасибо за заботу и прочитанную лекцию, — тихо сказал я и шатаясь, направился к двери. За спиной раздалось бестембровое: “Да-да, всего доброго”…

 “Всего доброго, всего доброго, всего доброго, всего…” — реверберативным эхом заколотилось в мозгу. Что же в этом доброго, сука? Я сплю, да? Мне всё приснилось, да?! Я просто сплю, это плод моего больного воображения, очередная передозировка...

Первое июня — именно эту дату показывал сегодня отрывной календарь — самый кошмарный день в моей жизни. Именно с этого момента начался отсчёт абсолютно другого времени, другой эпохи…

***

Как только притащился домой, сразу же позвонил на работу:

— Здравствуй, Вова, тебя Сергей беспокоит…

— Здравствуй. Что случилось? Что за загробный голос?!

— Есть причины… Послушай, Вова, дай мне, пожалуйста, отпуск на месяц. Прямо сейчас. Мне очень нужно. Очень.

— Хм… Да вижу, вижу… — многозначительно прогудела трубка. — Вернее, слышу. Хорошо, отдыхай. Я утрясу эти проблемы. Как придёшь, то оформишь заявление задним числом.

— Спасибо, прощай… — и, не дожидаясь ответной реплики, повесил трубку.

***

Голова кружилась все больше, начало тошнить. Кое-как заставил себя опустить тело в ванную, наполненную прохладной водой, и хоть как-то успокоиться… Ночью почти не спал — в голову лезла бредятина, мучили кошмары. Самое главное: я был не готов к такому удару, не мог уяснить, как именно прожить оставшийся кусочек жизни, что предпринять перед смертью? Может, действительно написать книгу или съездить в Вену? А как бы другой поступил на моем месте? Да и где он, этот другой?.. Как вообще инфицированные СПИДом влачат остатки того, что в обиходе называется “жизнь”? Мне всего 27, я устал. Боже, насколько же я устал!.. Мы гнём свои бренные спины в офисах, конторах, пытаемся что-то сделать, копошимся, как тараканы в спичечном коробке, зарабатываем фантики. На хрена эти бумажки? А вообще, для чего мы живём? Чтобы узнать себя, бить ближних, чувствовать земные прелести? Суки драные… И что потом? Живём для того, чтобы умереть. А точнее — сдохнуть. Покопошился таракан в коробке, пошевелил усами, потыкался лбом о стены, и — привет. А кому он нужен, в этом затхлом пространстве? Жить, чтобы умереть. Как итог. Но зачем, перед чем? Перед вечным покоем, счастьем, миром, кошмаром, нивелированием?

Я вжался головой в подушку, зажмурил глаза до радужных кругов…

Не знаю, как они, но лично я хочу отправиться на тот свет до того как у меня начнутся проблемы с “мочеиспускательным пузырём”. Один мудрец сказал: “Я не боюсь смерти, потому что жив, и смерть далека от меня, а когда буду мёртв, то буду сам далёк от смерти”. А может быть мне нужно стать буддистом и уехать в Тибет? И быть светом самому себе? Всё это только мысли, на самом деле я останусь здесь и буду доживать своё отведённое. Сколько это — месяц, год, неделя? Наверно, люди на моём месте боялись бы смерти, а я вот смирился. Совсем недавно. Бояться — глупо. К тому же, что сейчас можно изменить?..

За окном внезапно грянул гром, сразу же началась гроза. Это успокоило: реальность уже не давила на мозг так яростно, стало легче дышать… Под звуки дождя и грома пришло временное забытье… тихое, зловещее. А может быть — спасительное, не знаю. Наверное, так застаёт человека смерть.

***

Сотовый телефон, лежащий на тумбочке, неприятно запищал. С большим трудом я слез с кровати и взял трубку. Пришло электронное письмо — прогноз погоды. Днём +29-32, температура воды +18-20. До моря ехать на машине максимум час, а если гнать за сотню, то можно добраться минут за сорок.

Впереди день, уйма времени. Автомобили — в подземном гараже, и мне надо всего лишь спуститься в лифте. Одна из машин, старая “копейка”, нужна для того, чтобы возить нас с матерью на дачу... Эту посудину можно, пожалуй, сравнить с моей теперешней жизнью: когда я смотрю на неё, мне становится дурно: ржавчина проела правое крыло, из четырёх колпаков на колёсах остался только один, передняя фара выбита, зеркало дальнего вида треснуло, а в лобовом стекле пробиты три дырки от камней — дороги посыпаны мелким гравием. Друзья смеются: “Ну что, калибр 7,62”. Техосмотр не пройден, спасают лишь поборы. Вторая машина — СHEVROLET BLAZER тёмно-зелёного цвета — досталась необычным способом: её дал на время один давний друг. Дал, чтобы я поездил на ней неделю-другую, а когда пришла пора возврата, то приятель внезапно пропал. Долго его искали, где-то месяца два, а потом обнаружили по весне в сточной канаве с тремя дырками в голове…

Взяв зонтик, плавки и солнцезащитные очки, я поехал на море. Солнце стояло высоко, и небо было синее-синее. В дороге вспомнилась одна давняя история… Жду я в парикмахерской своей очереди, а ко мне подсаживается мужчина, лет тридцати на вид. Такие типы как он могут подметать языком часами и при этом не уставать. Прошли мы с ним в зал, чуть ли не друг за другом, сели в кресла, вдруг он громко и с гордостью сообщает: “А я был в Чечне целых три раза”. Смотрю на парикмахера, а тот мужику: “Так вы в Чечне были?” Мужик: “Да”. “Три раза?” “Да”. Парикмахер опять: “Так вы в Чечне были?” История повторилась раз восемь, а на девятый мужик психанул и в бешенстве заорал: “Что всё это значит??!” Цирюльник невозмутимо: “А когда я вам о Чечне напоминаю, то мне вас стричь легче: у вас волосы дыбом встают”. Зал заржал, а бравый боец, прервавший свою необузданную болтовню, вспылил, вскочил с кресла, швырнул на стол деньги и вылетел из салона с полулысой головой.

В машине было невыносимо жарко, хотя ветер дул с моря: на губах отчётливо чувствовался солоноватый привкус. Через несколько минут я остановился на побережье. На пляже был очень мелкий и чистый песок. Я всегда старался расположиться у самого берега: идти нужно далеко, а песок настолько прокалён, что больно ступать босыми ногами.

Быстро переодевшись в плавки, со всего разбега прыгнул в тёплую воду.

Меня уносило от берега, но я не обращал на это внимания: просто лежал на спине с закрытыми глазами и пытался ни о чём не думать. Было такое ощущение, будто меня разбросало по сторонам: рядом со мной взорвалась авиационная бомба, и вот теперь я вынужден сам себя подбирать кусками… Очнулся от внезапной боли в ноге. Громадный кусок доски. Он больно стукнулся об мою ногу, я чуть было не прикусил кончик языка… Превозмогая боль, доплыл до берега, хромая, добрался до своей подстилки и страдальчески подставил своё тело ласковым солнечным лучам. Солнце вошло в зенит, стало жарко, пришлось открыть пляжный зонт.

Вдруг мне пришла в голову совершенно безумная мысль — убивать себе подобных. В больнице, где я сдавал анализы, есть большая картотека. Больница закрывается в 21.00 — если туда проникнуть за полчаса до закрытия, запереться в подсобке и отсидеть для пущей уверенности час, а потом добраться до картотеки и переписать список приговорённых. Если всё будет сработано чисто, то никто ничего не узнает.

Солнце принялось палить невыносимо — я оделся, собрал вещи и, все еще прихрамывая, поплелся на стоянку к машине. Быстро вырулил на проезжую трассу, отправляясь домой. Решение казалось спасением. Когда я ставил автомобиль в гараж, оно, пришедшее ко мне на берегу моря, уже выкристаллизовалось в чёткий план.

Один мой знакомый говорил: “Если знаешь, когда ты умрёшь, делай то, что никогда не делал”. А чего я ещё не делал в жизни? Употреблял наркотики, даже перенёс клиническую смерть, благодаря той самой передозировке, о которой самодовольно долдонил мне усатый врач... Странная такая смерть, кисло-сладкая. Она похожа на вкус запекшейся на солнце крови. Не каждому хочется умирать от самого себя в вонючем грязном подъезде. Если у меня и осталось чувство собственного достоинства, то только не тогда, когда вкалываешь в себя чек героина… хотя в те мгновения вряд ли задумываешься об этом. Ничего! — мне терять нечего. Напротив — меня ждут великие открытия... Если успею. Главное — вовремя.

Одевшись в чёрные джинсы и чёрную рубаху, я поехал в больницу. Здесь уже практически не было пациентов, остался только персонал. Кладовка находилась под лестницей: дверь, как обычно, запиралась на крючок, который можно легко открыть.

Когда чего-то ждёшь, то секунды кажутся часами, а минуты — вечностью. На этом примере можно рассмотреть теорию относительности Эйнштейна: когда берёшь книгу и читаешь, например, про молекулярную физику, то кажется, что время остановилось, а когда едешь на 500-м Кабриолете с красивой женщиной, то часы — секунды. Мои размышления прервал какой-то шорох в углу… наверное, пробежала мышь. В дверную щель было видно, что общий свет погасили, оставив дежурную лампу, слабо брезжащую тусклым мерцанием на всю кишку коридора, на втором этаже кто-то закрыл кабинет и неторопливо спускается на первый этаж. Лестница очень сильно скрипит: это плохо. Громыхнула ведром уборщица, прощаясь до завтра с последними уходящими. Шаги постепенно стихли, в течение нескольких минут не раздавалось никакого шума.

Уже нет сил ждать. Выхожу из убежища и крадусь на вахту. Удача! Вахтёрши нет на месте. Осторожно снимаю с гвоздя ключ от кабинета с картотекой, тихо, на цыпочках ползу на второй этаж. В кармане у меня блокнот с ручкой и коробка дискет — может быть, у них вся информация хранится на электронных носителях, всё-таки мировой здравоохранительный прогресс не стоит на месте… В кабинете все скромно: два стула, один потрескавшийся стол и люстра-шар, в брызгах извёстки, болтающаяся на потолке. Из трёх лампочек в шаре горит только одна. Гадко.

Я оказался прав, взяв дискеты: вся информация о больных была занесена в компьютер. Включаю машину, вставляю дискету в дисковод, загружается Windows-95. На поле рабочего стола всего лишь одна посторонняя папка под названием “АРХИВ”. В этой папке множество каталогов, в каждом — личные дела пациентов с различными заболеваниями, диагнозами. А у врачей неплохое чувство юмора: рахиты и дистрофики находятся в папке под названием “силач из Бухенвальде”, слепые и глухие в каталоге “северные тетерева”, а больные СПИДом — в папке “долгожители”. В последней всего 32 фамилии.

Быстро просматриваю список: меня среди больных нет. Копирую текст на дискету, чуть ниже списка находится каталог с фотографиями больных, этот каталог переписываю тоже.

Выключаю компьютер, гашу свет, закрываю дверь, осторожно спускаюсь на первый этаж: надо водрузить ключ на место. Старушка-божий одуванчик, сидя за столом, мирно спит и беззаботно клюет носом. Вешаю ключ, тихо отмыкаю “собачку” замка двери черного хода, осторожно захлопываю дверь и иду к машине.

Перед самым домом захожу в магазин под названием “Камуфляж” — моё внимание привлёк гигантских размеров нож с длинным острым лезвием и с широченным кровостоком. Цена, правда, “кусается”, но деньги с собой есть. Продавец требует, чтобы я ему показал какое-то удостоверение охотника: пришлось дать ему “в лапу” ещё почти “полстолько”. Напоследок покупаю великолепного качества ножны из чистой кожи.

По пути к дому подсаживаю какого-то попутчика.

Его лицо кажется мне до боли знакомым, смотрю внимательнее и вдруг узнаю бывшего школьного друга Андрея. Меня он признал тоже, еще раньше. Странная судьба у этого человека: закончил школу с золотой медалью, поступил в МГУ на факультет юриспруденции, закончил с красным дипломом, потом поступил на психфак. А затем человек с двумя высшими образованьями пошёл в армию. Когда началась война в Афганистане, то пошёл воевать добровольцем: в числе из первых въехал в Кабул. Дважды был ранен: один раз в живот, другой раз в руку. Дважды был женат: первая жена умерла во время родов, вторая погибла в автокатастрофе. Её можно было спасти, но она пролежала под обломками машины несколько часов и умерла от потери крови. Два месяца спустя у Андрея погиб брат. Он был пожарником, и умер глупой смертью: горел какой-то дом, и он пошёл на последний этаж, чтобы спасти плачущего ребенка. Кровля дома обрушилась, погибли оба. Глупая смерть, ненужное геройство. Жена брата не выдержала удара и скончалась от мгновенно наступившего обширного инсульта.

Андрей пригласил меня к себе отпраздновать нашу встречу: купили водки, закуски. Хотя особого желания пить не было.

— А я гляжу, ты неплохо приподнялся, хорошая у тебя тачка, — улыбнулся Андрей.

— Хорошая, да не совсем. Хочешь расскажу?

— Да ты лучше расскажи, чем сам-то занимаешься?

— Работаю в фирме. Как и многие — на дяденьку. А ты-то сам как? Точно так же?

— Да так, ничего особенного, наркоту реализую.

— То есть как?! Что значит “реализую”?

— Да то и значит: продаю.

Его слова я воспринял как глупую шутку:

— У тебя слишком хорошее образование, чтобы этим дерьмом заниматься.

— Ты не прав, друг. Глубоко не прав. На этом “дерьме” делаются хорошие бабки.

— Это опасно. Ты можешь с этим “бизнесом” загреметь кое-куда, на счет “раз”.

— О, вот ты как заговорил? Как не родной, да? А ты не забыл, случайно, как тогда ты обкололся героином, а я вёз тебя через весь город к наркологу? Забыл?

— Ну, было дело, а что ты продаёшь?

— Что-то конкретное интересует?

— Да нет, — я нахмурился.

— Завязал?

— Допустим…

— А, ну тогда — базару нет. Коммерческая тайна.

Мы еще немного посидели. Пить не хотелось. Перед уходом Андрей сказал: “Живи быстро, умри молодым”.

Знал бы он…

До дома доехал быстро, положил свои покупки и дискеты в надежное место.

Возвращаться к наркоте — бессмысленно. Теперь уже — бессмысленно. Хотя...

...Не хочу сидеть дома, выхожу на улицу, иду к метро. Покупаю непонятно зачем бутылку водки, жетоны и сажусь в поезд, идущий на конечную станцию. Метро — подземный город, созданный человеком: мир, полный парадоксов. Навстречу идут люди, они как будто не живые, а мёртвые. Каждый погружён в свои мысли и тебя просто не замечает, а заметит лишь тогда, когда ты его толкнёшь плечом или наступишь на ногу, и этот живой труп посмотрит сквозь тебя безжизненными глазами, пробормочет себе что-то под нос и пойдёт дальше. Так, в метро, на лавке я “уговорил” из горла мою поллитровку, прямо так, без закуси. До этого никому не было дела. На перроне полно бомжей, многие из них ночуют прямо под лавками. Подходит поезд, сажусь в вагон. Стены грязные и исписанные, лавки в порезах от ножей, на полу блевотина и разодранные упаковки от чипсов, пустые бутылки и прочий мусор. Пассажиры уставшие, ни на что не обращают внимания, сидят как мумии со стеклами вместо глаз... Куклы.

Я — на другом конце города, где живут отбросы общества, вперемешку с отбросами пищевыми. Днём здесь в лучшем случае просто ограбят, а ночью… Дует ветер, на зубах скрипит песок. Кружится голова, кажется, что асфальт куда-то пропадает. Проезжает машина какого-то красно-жёлтого цвета… с шашечками по бокам и надписью “TAXI”. Торможу её, называю свой адрес… Таксист что-то мне говорит, но я слышу только отдельные слова, не вникая в смысл. Велю, чтоб он прокатил меня по всему городу и показал достопримечательности.

Откидываю голову на сиденье, закрываю глаза, и передо мной появляется следующая картина: я — римский воин едущий на колеснице, в левой руке меч, а в другой руке зазубренное копьё. Кони тяжело дышат и выдыхают огненный пар из пасти, рядом со мной стоит лучник. Впереди — армия германских варваров, слева от меня скачет какой-то римлянин с курчавой головой и усами, присматриваюсь: похож на Цезаря, а по усикам на Гитлера. Варварские стрелы свистят над головой, сзади нас стреляет по арийцам римская артиллерия: кажется, дальнобойные гаубицы; справа от меня на танке едет Саддам Хусейн, но почему-то он теперь воюет со своими же, и ему навстречу на носороге несётся президент Нигерии. “Ты какого хрена здесь делаешь?” Он не отвечает. Повторяю свой вопрос, но вместо ответа он даёт технику команду и на меня разворачивается пушка танка. Только сейчас замечаю, что танк — российский, Т-90, кидаю копьё в Хусейна, но промахиваюсь. Танк выстрелил, но по мне не попал, а попал в гибрида Цезаря с Гитлером. Отбираю у лучника лук и колчан со стрелами, на луке стоят оптический и лазерный прицелы. Саддам что-то кричит своему технику... и в мою сторону начинают разворачиваться пулемёты. Выпускаю стрелу в Хусейна, на этот раз попал, он покачнулся, кровь пошла у него из уголков губ, и сам он начал гореть синим пламенем. Танк стреляет, снаряд попадает в колесницу, меня разрывает на куски. Все конечности пропадают, остаётся только голова, но голова жива, она дышит, моргает глазами и даже судорожно глотает слюну. Рядом с моей головой находится голова Хусейна. Она быстро “подбегает” к моей и норовит укусить меня… но я сопротивляюсь: корчу рожи, ору и плюю в неё: она сгорает. Вдруг к обугленной болванке подбегает немецкий варвар и протыкает её насквозь своим кровавым копьём.

“Помогите!!!” — кричу во всю глотку.

— Успокойся, парень, всё в порядке, ты пьян, — говорит кто-то. Оглядываюсь по сторонам: я в такси. “Да, мужик”, — с трудом произношу таксисту сквозь смех. Фраза виснет в воздухе, утрамбовываясь смехом. Опять всю дорогу несу какую-то чушь. Вскоре подъезжаем к громадному, светло-голубому дому. Выхожу из машины и начинаю кричать во всё горло: “Света!!!” Но реакции никакой, кричу опять. Молчание. Уже ору изо всех сил, на втором этаже с грохотом закрывается окно. Вдруг слышу какой-то шорох: смотрю, а по стене ползёт гигантский паучище метров в пятнадцать. Смотрит на меня и говорит: “Я приполз от Светы, я — парламентёр”. “Да какой ты на хрен парламентёр?” — беру камень и кидаю в паука, тот шипит от боли, но продолжает спускаться со стены; кидаю в него пластмассовую бутылку, он отбивает её своими мерзкими лапами и угрожающе ползет на меня. Быстро бегу к машине, сажусь в неё и кричу таксисту, чтобы вёз меня домой. Высовываю голову из окна: “Я ещё встречусь с тобой в тёмном переулке, парламентёр хренов, а Свете передай, что она — СУКА”. ССУУУУУУУУУУУКККААААААААААААААААА!!!!!!!!!!

Даю водителю деньги, брезгливо отмахиваясь от сдачи, кое-как поднимаюсь к себе в квартиру, падаю в постель прямо в одежде, больше ничего не помню.

***

Просыпаюсь в абсолютно отвратительном настроении: башка трещит, во всём теле бешеная ломка, в горле сухость. Сколько прошло дней, я не знаю — неделя? Месяц? Год? Иду на кухню, тупо разогреваю пиццу в микроволновке, бессмысленно ем, бессмысленно пью, бессмысленно переодеваюсь в шорты и футболку, бессмысленно выдвигаю ящик стола, расшвыривая бумаги, бессмысленно кладу в карман полуразорванный пакетик с кокаином, к которому не обращался уже несколько месяцев после того, как меня закодировали... Сажусь в ржавую посудину с пробитыми стеклами и еду на море, превышая скорость движения на много километров: спидометр зашкаливает, мотор ревет, захлёбываясь, на пределе… Полусонный ГАИшник машет мне вслед своим полосатым жезлом, я не останавливаюсь, только моргаю ему фарами и сигналю вслед, в знак приветствия.

К счастью, погони нет. Оставляю машину на стоянке, иду в сторону моря. На сердце тоска, хочется пробить лбом бетонную стену, вывернуть всего себя наизнанку и растоптать поскорее. Увы, это не похмелье. Это жизнь. Может быть, после кокаина станет чуть-чуть легче…

Вот я опять возвращаюсь туда, откуда несколько месяцев тому назад самоспасительно бежал. Я опять приобретаю то, что потерял с таким трудом...

Достаю из кармана зеркало, расфасовываю на нём порошок в две дорожки, вдыхаю сначала левой, затем правой ноздрёй. После процедуры разбегаюсь и прыгаю в море, плаваю минут десять: эффекта никакого. Но вскоре забытый симптом понемногу проявляется: в глазах начинает всё двоиться, члены слабеют, тело резко подхватывает волной и несёт, оно не в силах сопротивляться.

Чувствую резкую боль — кажется, ударился о волнорез... теряю сознание…

Не знаю сколько времени был я беспамятстве, но когда проснулся, за окном было утро, рассвело. Лежу я под капельницей; наверное, в больнице. Пустота. Всё вымерло. Зверски болит нога, смотрю на неё, она вся забинтована, пахнет йодом и еще какой-то медицинской терпкостью. Порез от бедра до пятки. Вспоминаю слова усатого врача: вы рискуете умереть от любой инфекции, ваша иммунная система будет не в состоянии бороться с различными вирусами. Так я уже, наверно, на грани. В комнате протекает кран, а мойка находится гораздо ниже крана, такой звук может свести с ума любого. Рядом со мной — одежда, а на тумбочке шприц. Наверное, для экспертизы... С большим трудом отшвыриваю трубки капельницы вон, кое-как встаю с кровати и ковыляю к тумбочке, нога дико ноет. Беру шприц с иголкой и свои шорты. В кармане нахожу зажигалку и наркоту, а под кроватью — миску с ложкой. Судорожно вспоминаю процедуру внутривенного употребления. Делаю укол грязным шприцом.

 Боже мой!.. К чему я вернулся?.. Накачал себя этим белым дерьмом, буквально открыл двери на небеса, — нет, я просто готовил себя к последнему крестовому походу в моей жизни. Не могу я просто сидеть себе в одиночестве и ждать своего часа. Это страшнее любой пытки. Кран продолжает капать, больше нет сил терпеть. “Закройте этот чёртов кран!!!” — кричу во всю мощь, за дверью слышатся шаги.

Встаю с кровати с огромным трудом. Превозмогая боль, подпираю дверь тумбочкой и двумя стульями. Подхожу к окну, распахиваю его, открывается только первая часть рамы, вторая наглухо забита, смотрю вниз: палата, кажется, расположена на шестом этаже, может быть, на седьмом. Кто-то дубасит в дверь, пытаясь проникнуть в комнату. По-моему, через несколько минут эту дверь просто снимут с петель. Надо успеть...

Подхожу к двери, вдыхаю полную грудь воздуха и с разгона, несмотря на боль в ноге, прыгаю в окошко, прямо как в море. Куски разбитого стекла до крови режут тело, но боль не чувствуется…

2001 © Дмитрий Каровайчик. 

Все права защищены.
Перепечатка и публикация разрешается только с согласия Автора.

Текст впервые опубликован на сайте COMUFLAGE@КОМУФЛЯЖ,
в нашей специальной редакции и выложен здесь с согласия автора.

Ваше мнение и отзывы Вы можете послать автору рассказа: wrx@chat.ru

ГОСТЕВАЯ КНИГА  И ФОРУМ САЙТА "COMUFLAGE @ КОМУФЛЯЖ"