ВАЛЕРИЙ
БОНДАРЕНКО
"МОРСКИЕ
БАЙКИ"
ДЕТСКОЕ
Как-то
матрос Печкин, матрос Лавочкин и матрос
Коромыслов пришли к одной бляди. Были
они у нее в первый, признаться, раз. Блядь
сидела в сапогах на постели, с пиздищей
губастой, красной. А возле нее ребеночек
затаился.
Матрос
Печкин начал блядищу стыдить, матрос
Лавочкин засмущался сам, а матрос
Коромыслов расстегнулся еще на пороге и
ударил ребенка хуем по голове.
Ребенок —
девочка лет семи — заплакал.
Матрос
Печкин стал стыдить матроса Коромыслова,
матрос Лавочкин от смущения задымился, а
матрос Коромыслов без лишних слов
приступил к блядище. Та равнодушно
пососала ему (была пьяна), потом он начал
ее трахать.
Матрос
Печкин тоже тогда пожал плечами и
обнажился, а матрос Лавочкин погладил
ребенка по голове рукой.
Матрос
трахал блядь так, что та сначала стала
гудеть, как примус, а после визжать и
выть, как метель. Матрос Печкин начал
машинально ласкать себя, а матрос
Лавочкин, тяжело вздохнув, обнажился.
Матрос
Коромыслов хотел было приступить и к
ребенку, но матрос Печкин дал ему за это
по шее, и завязалась драка.
Матрос
Лавочкин подарил малютке конфету.
Матрос
Коромыслов отдубасил матроса Печкина,
но и сам устал. А матрос Лавочкин, чтобы
разрядить обстановку, приступил к
блядище. Та давилась и плакала (была
пьяна).
Матрос
Коромыслов и матрос Печкин отдохнули и
оба приступили к ребенку. Девочка
завизжала.
Матрос
Лавочкин вынул себя из бляди и бросился
на друзей.
Опять
завязалась драка. Матрос Печкин и матрос
Коромыслов победили матроса Лавочкина,
но ребенка ебать не стали (застыдились
чего-то) и оба приступили к бляди опять.
Та не подавала никаких признаков жизни (была
пьяна).
Ребенок
долго ползал по избитому матросу
Лавочкину, называя его то дядей, то даже
папой. Матрос Лавочкин дал ребенку еще
конфету и прослезился.
Потом
он дотрахал блядь…
А
после всего матрос Лавочкин на ней он
женился, ребенка удочерил, и теперь они
живут все вместе, милые дети!
ГИБЕЛЬ
СТАРПОМА
Старший
мичман Окочурко был особенный старший
мичман. Матросы в душе посылали его на
хуй, потому что Окочурко по десять раз на
дню подходил к каждому с одним и тем же
вопросом: «Как жизнь?»
Матросы
знали, что живет Окочурко со старшим
помощником капитана Какашко
Владиславом Святославовичем. Но Какашко
все матросы очень даже любили, а вот при
фамилии Окочурко кулаки у них сами собой
сжимались.
Правда,
парни в команде подобрались смышленые, —
в миг смекнули, что Окочурко не очень-то
хорошо живется с Какашко. Но Окочурко
матросы все равно не жалели, а любили
только одного Какашко. Окочурко к ним и
так, бля, и сяк: «Как жизнь?» А они буркнут
что-либо в ответ, и опять за свое, —
опять драить.
Обидно
стало Окочурко до слез, что команда его
не любит, а любит только одного Какашко
Владислава Святославовича, и решил он
Какашко подставить.
Подошел
Окочурко как-то к старшему матросу
Утконоско и вместо обычного: «Как, бля,
жизнь?» сказал задушевно: «А Владислав-то
наш Святославович — пидар, со мной
живет!»
Утконоско
опешил — даже швабру за борт сронил —
и спрашивает:
—
И как вам с ним? Живется?
Окочурко
сделал вид, что не понял и попросил
повторить вопрос, но Утконоско вдруг
стало обидно за любимого командира, и он
послал старшего мичмана Окочурко на хуй...
Был
суд. Утконоско за дерзость расстреляли,
чтобы другим неповадно было. Окочурко
торжествовал, да рано. Вскоре волной
смыло с мостика в море старпома Какашко,
и ничто его не спасло, ведь больше всех
любивший Какашко старший матрос
Утконоско был уже два дня, как
расстрелян, а остальная команда, хоть и
любила Какашко страстно, но плавать еще
не умела: молодые ребята подобрались.
И
Какашко погиб в волнах…
Вот
когда Окочурко окончательно понял, что
никто-то его не любит: ни матрос
Загибалко, ни боцман Уховертко, ни кок
Потрошилко. Все зверем смотрели на
Окочурко и почти в глаза желали ему
лютой смерти.
Окочурко
стал пить, курить, продал военную тайну
бенинцам и был как невменяемый
комиссован.
На
гражданке, по слухам, он даже женился…
Но
команда не хочет этому верить и свято
чтит светлую память и традиции старшего
помощника капитана Какашко Владислава
Святославовича, царство ему небесное, а
также и старшего матроса Утконоско
Ивана, и ему туда же…
ЭКЗЕРСИС
Хули, —
смыло меня как-то волной за борт… А? Чего?..
Бабы могут прочесть? Просьба не
выражаться? Ладно… Я тогда по-другому
стану…
Короче,
смыло меня за борт, на мужской половой
член, а там — белая акула, женщина
легкого поведения!.. Я чуть не прибег к
процессу дефекации со страху-то, братцы
мои родные! Но думаю: шалишь, женщина
легкого поведения, — не на того,
собака женского пола, напала! Я русский
матрос, на мужской половой член, в
ротовую полсть и в задний проход! Я те
так просто не дамся…
А
она все ближе, ближе, все кружит, кружит,
падшее существо, — то перевернется,
то боком прет, то хвостом крутанет
игриво. Ну сущая девушка легкого
поведения, еще робеющая, но уже желающая
вступить в половой контакт с пятью
половозрелыми мужскими особями
одновременно. Пасть у ней ухмыляется, а
гляделки-то слепенькие и изо рта погано
воняет.
И! —
говорю, — Женщина легкого поведения!
Не пытайся меня увлечь, злая собака
женского пола! Я те не очень глупая, но
крупная мужская половозрелая особь. И
кричу ребятам на корабле: «Братки! Тащи
меня поскорей! Акула здесь, женщина
легкого поведения!..»
А
они, мужские особи с очень сильной
эрекцией, даже не слышат, совокуплялся в
извращенной форме с их матерью! Точно
занимаются друг с другом взаимным
удовлетворением в ротовую полость,
сторонники однополой любви проклятые!
Ах, думаю, совокуплялся с их дедушкой,
ведь замочат так, падшие создания!
Думаю:
если — очень крупная женщина легкого
поведения — я до якорной-то цепи
доплыву и по ней карабкаться стану, она,
эта собака женского пола, схавает меня и
в воздухе за милую душу, и тогда придет
мне конец, обозначенный производным
словом от фольклорного названия
женского полового органа.
А
эти, на корабле, мужские страшно тупые
особи с очень сильной и праздной
эрекцией, из-за шторма не слышат, как я
здесь от этого падшего белого существа
улепетываю посредством слова,
обозначающего акт совокупления. Значит,
мне нужно самому с этой собакой женского
пола договориться как-то.
И
я говорю ей: «Ты, очень крупная женщина
легкого поведения, чего тут передо мной
своим половым органом крутишь? Все одно
не сдамся тебе! Ты, совокуплялся сто раз
с твоими родителями и грудною
племянницей, сама подумай, женщина,
имевшая одновременный контакт в анус и
вагину с шестью мужчинами, — ведь
жесткий я! Я ж не вкусный! Я ж своим
половым членом, всегда сильно
эрегированным, перекрою глотку тебе, и
ты от голода копыта отбросишь, собака ты
женского пола, сильно травмированная
посредством полового контакта с
животными! Я ж в твоем половом органе
дырку прогрызу и все одно на волю
пролезу! Я ж изнутри вступлю с тобой в
половой контакт во всех
возможным извращенных формах и
порвешься ты на мелкие ленточки с
золотыми якорями!..
А
акула ровно не понимает! И все ближе,
ближе… Я кричу из последних уж сил нашим:
«Мужские половозрелые, но дико тупые
особи! Создания извращенные, посещающие
вокзальные туалеты с целью сексуального
самоудовлетворения с общественным
унитазом на виду у растерявшихся
пассажиров! Спасите, браточки, помогите,
родненькие!» А они — из-за шторма не
слыша, правда, — как бы дружно
совершают на меня акт мочеиспускания и
дефекации, падшие существа…
А
акула уж пасть раззявила. Ну, думаю, лишь
бы целым взяла, не откусила чего в
горячке, ядовитое пресмыкающееся!
Зажмурился — и туда сам, рывком. Мимо
зубов прямо в глотку упал!.. А там темно,
как в половом органе еще не
дефлорированной, но уже очень немолодой
девицы, которая, однако, зарабатывает на
жизнь орогенитальными
контактами с желающими того
мужчинами.
А
вонища-то в пасти !.. Как в сральнике
лопнувшем. А, да, — помню: не
выражаться… Прошу прощения. Ну, в общем,
теку я по пищеводу вниз мимо каких-то там
органов, банок, склянок и черепа
лошадиного. И думаю: «Ни (фольклорное
название мужского полового члена) себе!
И я скоро таким
же стану?..»
Чую:
нужно в выходу пробираться, а то
сок желудочный припекает сильно.
Ну,
метнулся я к заднему проходу этой
женщины опасно для жизни легкого
поведения. А там матросов разных, братвы, —
до мужского полового члена уже толпится!
Негры, индусы, белые…
Я
к ним: «Братцы! Чего вы трясете здесь
своими внешними половыми органами (метафора)?
Давайте через задний проход этой
бывалой, опытной женщины,
систематически вступающей в половой
контакт с кипящим чайником, выберемся на
волю посредством слова, обозначающего
акт насильственной дефлорации
интеллигентной старушки перепившимся
штрафным батальоном. Или слабо вам,
садистически грубо, но неумело
обращающимся с женским половым органом?
Тут
один наш — по форме видать,
российский — возразил мне: «Тоже,
нашелся умник! Да знаешь ли ты, что у
этого зубастого падшего существа запор
хронический? Мы все пытались пробить ее
посредством сильно эрегированных
мужских членов, но лишь страшно устали и
вымотались посредством слова,
обозначающего внешние половые органы
мужчины!»
Я
ему лишь ответил, что все они
половозрелые, но страдающие хронической
импотенцией мужские особи, и стал
искусственно возбуждать себя трением
своего полового органа сжатыми пальцами
правой, а затем и левой руки.
Руками-то
я работаю, а душой (чтобы, значит, быстрее
было) кока нашего, Маньку Колючкину,
вспоминаю. Железные зубы ее и грудь
колесом. И половые отверстия ее сразу
все три одновременно. Мы, бывало, под
утро вшестером от нее еле живые уходим, а
она вслед нам кричит, что мало ей, —
неблагодарное, злое, падшее существо!
Ну
да я в сторону от акулы ушел, кажись.
Вертухаюсь. Короче, возбудил я себя
посредством рук до состояния полной
боевой готовности. Международная братва
аж ахнула: «Вау, рашен прик, вандерфул!».
А я чую: дрейфить уже нельзя, — и в бой!
Долблю
себе акулу изнутри, как шахтер уголек
рубает. Думаю: я тебя, собака женского
пола, с колыбели женщина легкого
поведения, прошибу посредством слова,
обозначающего акт насильственной
дефлорации группы девочек-пионерок! Ты у
меня, очень крупная пожилая женщина
легкого поведения, сильно
травмированная многочисленными
половыми актами в особо извращенных,
сознательно наносящих ущерб здоровью
партнерши и проведенных в оскорбляющих
ее честь и достоинство формах, —
короче, ты у меня запомнишь русского
моряка, девушка легкого поведения,
продающая родину в вокзальном сортире
за валюту иностранным туристам, только
что отработавшая свое и испачканная
густыми пастозными экскрементами (метафора)!
Я, сделал женщинами твою мать, отца и
прабабушку, допеку тебя посредством
слова, обозначающего соитие, доведшее
партнершу до нервного и физического
истощения, а возможно, и самой смерти.
Но
слышу тут: один за моей спиной начинает
по-английски звенеть внешними половыми
органами мужчины. «Про что, —
спрашиваю нашего, — Он звенит?» — «Про
то, что схавает нас опять эта большая и
злая стерва женского пола, когда опять
нас увидит. Было уж раз!» — «Понял», —
отвечаю. И знай колю себе дальше.
И
мой кореш новый, русский который, в знак
солидарности рядом пристраивается.
Долбим вместе, значит.
А
через полчаса и все уже стучали членами
по внутренним эрогенным зонам женщины
этой предельно легкого поведения. Негры, —
те быстро, конечно, стреляли по ходу дела.
Но тотчас возбудят себя по новой, — и
опять в бой. Настырные все браточки.
Кряхтят, сопят, работают… Да и дело ведь
общее, — выбираться наружу надо!
А
вот белые все поупорней, пососредоточенней оказались. На мелочи не
тратили себя, типа испускания
мужского семени — ломили, как
заведенные, только кулаки мелькали!
Культурка, женщина легкого поведения!
Умеет Европа работать, очень крупный
откормленный паразит!
А
мы с Васей, корешом моим новым, не просто
долбим, но еще и выражениями, полными
неформальной лексики, подбадриваем себя.
Русские ж люди, нельзя нам без этого!
Так
вот мы ее и лишили девственности сообща,
животное это женского пола, и гурьбой
наружу вместе с экскрементами
высыпались.
А
акула, увидев нас сразу всех, испугалась,
совершила еще один непроизвольный акт
дефекации и, падшее существо, выжала из
себя конский череп. После чего легла на
волну брюхом кверху, плавниками в небо. И
долго улыбалась так отрешенно, точно с
ней совокуплялись сразу трое очень
искусных, грубых и с сильной эрекцией
молодых бойцов-отличников боевой и
политической подготовки. В экстазе,
короче…
А
я говорю:
—
Вась, давай ей в зубы сунем, этой женщине,
любящей поедать экскременты чужих мужей?
А
он:
—
Ты чего, оброс с ног до головы мужскими
половыми членами (метафора)? Она же нам
вмиг откусит, ядовитое пресмыкающееся!
—
Так я ж не половым органом, а кулаком! —
уточняю.
—
Все одно: откусит и их!
—
А как же мстить?
—
А давай, мы все вместе займемся
процессом мочеиспускания ей в пасть,
пока она такая, вся в фонарях, лежит (метафора)?
Сказано —
сделано. Однако акула тотчас смекнула,
что над ней сейчас будут глумиться, и
бросилась наутек посредством слова,
обозначающего успешно завершенный
половой акт, на мужской половой член.
Ну,
а мы после всего пережитого еле доплыли
до первого берегового кабака. А там —
выпивки, женщин легкого поведения, —
до слова, обозначающего половой эксцесс!
Ну,
мы с Васькой тотчас в себя пришли, выпили
на брудершафт и закрепили дружбу
совместным половым актом на девушке, уже
в восьмом колене отдающей себя матросам
за деньги и даже просто за одну только
выпивку и еду…
И
теперь мы с Васяней, после случая этого,
– кореша навек, в женский половой орган,
на мужской половой член и в любое
анальное отверстие, бля!
Хули
плохо?..
2001 ©
Валерий Бондаренко.
Все права защищены.
Перепечатка и публикация разрешается только с согласия Автора.
Текст
публикуется в спец. редакции для сайта
COMUFLAGE@КОМУФЛЯЖ,
выложен здесь с согласия автора.
Ваше
мнение и отзывы Вы можете послать автору
рассказа: cyberbond@rambler.ru
|
|