0. МОЯ
ВОЙНА comuflage@webservis.ru < ВЕРНУТЬСЯ |
||||
АНДРЕЙ ОРЛОВ "ЗЛОЙ ВОЛШЕБНИК" Все события и герои - вымышлены. Любые совпадения — случайны. Злой Автор.
У тебя — Война, все горит в руках БИ–2, «Еще не вечер».
Наверное, прочитав название этой истории, вы подумали: это просто чья-то очередная глупая шутка или не более, чем просто красивая метафора? Не знаю, разочарую я вас или обрадую, если скажу сразу и прямо — это не так. Я вообще противник всяких недомолвок и кривотолков, потому, раз уж мы встретились с вами лицом к лицу, давайте расставим все фигуры на воображаемой шахматной доске под названием Жизнь и назовем все вещи своими именами. Наша игра начинается… Итак…
ФЕРЗЬ — фигура самая главная, могущественная и влиятельная. Выше нее просто нет… Это, как вы, наверное, уже догадались, я сам. Честь имею представиться — Злой Волшебник. Именно так и никак иначе! Вы поверили? Допустим — да. Какую же картину тут же нарисовало ваше воображение? Хе-хе, могу себе представить!.. Седовласый старик в черной рясе или сутане, темная коморка, куда не заглядывал солнечный луч, полная разных диковинных вещей, заклинания, волшебные порошки, запах серы… Ну ладно, достаточно. Все это лажа! Абсолютно все. Начнем с того, что я — молодой человек, довольно симпатичной наружности, двадцати семи лет от роду, а никакой не старик. Родился и вырос я в современной Москве — эдакое, знаете ли, слегка избалованное цивилизацией «дитя города». Со всеми вытекающими отсюда последствиями. Хорошими и не очень… Я не ношу черную рясу, а хожу в голубых турецких джинсах, потому что купить настоящие американские, даже при нынешней демократии, у нас практически нереально. Почему в джинсах? Просто я предпочитаю эту одежду любой другой, вот и все. Удобно и красиво… Живу я не в маленькой коморке затхлого подземелья средневекового замка (как, может, мне бы и хотелось иногда), а в обычной двухкомнатной кооперативной московской квартире, купленной еще во времена Эс-Эс-Эс-Эра. Я не практикую гадания, привороты и отвороты, предсказание будущего и коррекцию судьбы, давая объявления в местные газеты с сомнительной репутацией (потому — читаемые). Я не лазаю по заброшенным пустырям и кладбищам города в Вальпургиеву ночь, надеясь отыскать заветную «ведьмину траву», не возношу молитвы сатане и его демонам, не приношу жертвы древним богам, надеясь снискать их покровительство и обрести таким образом могущество. Все это дешевые трюки для публики, красивый антураж, балаган анлимитед, а не волшебство и не магия! Поверьте специалисту… Я не летаю на ежегодные шабаши собратьев по цеху, не вхожу ни в одно тайное общество и терпеть не могу масонов (не путать с евреями!). Тогда, спросите вы, почему же я называю себя Злым Волшебником? Да потому, что я он и есть! Наберитесь терпения, я расскажу все по порядку… * * * Как уже было сказано, родился и вырос я в славном городе «на семи холмах» — Москве. Кстати, хоть убейте меня, не пойму, почему именно Москву стали с некоторых пор называть «городом на семи холмах»? Насколько мне помнится, этот титул всегда принадлежал Великому Риму. Плагиатствуем помаленьку? Впрочем, это неважно… Римляне все равно все уже умерли! Что я помню из своего серого, убогого, однообразного, сопливого детства? Да почти ни хрена не помню, вот в чем дело! Воспитывала и растила меня одна мама, которая за все эти годы так и не удосужилась объяснить мне: куда же делся мой досточтимый отец? В свое непорочное зачатие я не верю, да и с чего бы вдруг? Так что отец, само собой, у меня был. Когда-то… Однако абсолютно никаких сведений о нем в нашей маленькой семье не сохранилось. Папа канул в лету, раз и навсегда… Я москвич во втором поколении — моя мама тоже родилась здесь. А вот про бабушку этого не скажешь. Ее родина — далекая Румыния, которую она покинула во время войны с Гитлером (правда, не по собственной воле, но что было ей делать?). Когда я узнал об этом, мне, наконец, стало понятно противоречие, долгое время мучавшее меня (и кое-кого из моего окружения): каким образом я, черноволосый и чернобровый, жгучий брюнет явно восточного типа, со смуглой кожей и излишне густой растительностью на груди, по паспорту вдруг оказался (и всегда был) «русским»? Ну да ладно, история знавала и не такие чудеса! Причем, заметьте, безо всякой магии и волшебства. Почитайте хоть Булгакова… Бабушка умерла рано, когда я был еще совсем маленьким. Потому, к великому моему сожалению, я ее совсем не помню. А стоило бы! Ведь именно она была носительницей Древнего Знания и Дара в нашей семье, и именно она передала этот Дар мне… Когда я услышал от мамы, к какому древнему румынскому роду принадлежала наша бабушка, я долго и безудержно смеялся! Подумать только! Да разве можно в такое поверить? И как?.. Это был знаменитый род, прямо скажем — прославленный. Настолько прославленный и затасканный горе-литераторами и кинематографистами по пустякам (особенно в нашем веке), что теперь произносить эту фамилию вслух стало просто неприлично! Это все равно, что трахаться прилюдно. Вроде как — всем интересно, но воспитанные люди себя так не ведут. Конечно, если вы человек образованный, вы уже и сами догадались, о каком древнем роде я говорю. Но если это так, если вы и вправду догадались, то не спешите проводить прямых аналогий со мной. Великий Граф был обособленной ветвью этого рода, ветвью довольно специфичной и, прямо скажем, несколько эксцентричной. Наша же ветвь была куда более незаметна и не питала склонности к вампиризму, в силу чего все прошлые представители моей династии рождались и умирали как обычные, земные люди, в положенный им срок. Однако, на этом наше сходство с обычными людьми и заканчивалось… Дар Предков — в нем было все дело! Дар Великой Силы, Дар Воли, Дар Власти и Дар Влияния… Но я далеко не сразу осознал, что Это есть во мне и что я могу пользоваться Силой в своих интересах, когда захочу. Так и нужно было… Рос я тихим, нелюдимым мальчиком, который предпочитал книги играм со сверстниками во дворе. Это не были какие-то особые книги: «Капитан Немо», «Робинзон Крузо», «Урфин Джус и его деревянные солдаты», разные сказки, фантастика… Ну и, конечно же, я просто с ума сходил от кино! Видео появилось немного позже и хотя оно было намного удобнее, ему не удалось затмить для меня очарования тихого, темного зала, наполненного гулкими шорохами, где магический луч света кинопроектора из-за твоей спины рисовал на белом плоском экране завораживающие картины чужих судеб и приключений. Школа прошла для меня так же тихо, серо и спокойно, как и все мое детство, — я обязан был ходить в нее и я ходил, но не более того. Учиться хорошо не составляло для меня особого труда, а в мой собственный внутренний мир никто не лез, не мешал мне, в том числе и мама. Мне только того и нужно было! Такой уж у меня склад характера! «Белой вороной» для всех, тем не менее, я не стал. «Козлом отпущения» тоже. И на том спасибо! У меня даже были друзья, с которыми, став постарше, мы придумывали всякие разные (порой — отвязные) дела, чтобы убить скуку. И все-таки, всегда жило во мне странное чувство, что я не такой как все, что есть какая-то Тайна внутри меня, Что-то, чего нет в других. И чем больше я взрослел, тем более сильным становилось это чувство, словно оно тоже взрослело вместе со мной. И вот, сам того не заметив как, я окончил школу и дожил до восемнадцатилетнего возраста. Я уже вовсю тискал девчонок, курил, выпивал (последнее — скорее за компанию, а не потому, что мне хотелось самому), а мама все чаще и чаще стала задавать мне один и тот же вопрос: что я намерен делать дальше? Учиться мне не хотелось, я был слишком ленив для этого. Потому, всякие институты и университеты, сами понимаете, отпадали. На работу меня тоже без специальности никто брать не спешил, да и я сам, прямо скажем, не рвался. И вдруг — все проблемы решились сами собой! Когда в один прекрасный день почтальон опустил в наш почтовый ящик повестку с синей треугольной печатью. Ну да, вы правильно догадались, — меня ПРИЗВАЛИ В АРМИЮ!!!.. * * * ПЕШКИ — фигуры многочисленные, слабые и ограниченные, без которых, тем не менее, никак не обойтись. Кем же тогда жертвовать? Вот уж я был рад, доложу я вам! Зачем думать, ломать голову, что-то решать? За тебя уже подумала родная страна! Вперед и с песней… Однажды вечером, когда до сакраментального убытия в военкомат, а оттуда — на службу, оставались ровно сутки, мама решила поговорить со мной. Лицо у нее тогда было серьезным и каким-то странно одухотворенным, словно она собралась наконец сделать что-то, чему настало должное время. Подойдя ко мне, она разжала руку, в которой что-то лежало. Бабушкино кольцо! Эта вещица была мне знакома… «Возьми его, сынок, — мама осторожно надела его мне на безымянный палец левой руки. — Оно всегда теперь будет с тобой. Никогда не снимай его сам и тогда с тобой ничего не случится…» Можно было бы просто посмеяться над этим, но я почему-то смеяться не стал. Уж больно необычным было это кольцо! Массивное, тяжелое, с красивой редкой огранкой и какими-то непонятными письменами внутри и снаружи. Мне оно понравилось. И потом — «бабушкино»… «Это червонное золото, — продолжала мама. — Никто не знает, сколько лет этому кольцу. Даже я. Оно очень древнее. Наша бабушка получила его от своей матери, а откуда получила та — можно только догадываться. Бабушка сказала, чтобы я дала его тебе. Время настало. Оно твое…» В ту ночь мне снились какие-то странные сны. Я метался по подушке, то просыпаясь от ужаса, то снова засыпая. Что-то входило в меня, что-то меня мучило, я видел какие-то странные места, которые до этого никогда не видел и даже не смог бы себе их вообразить и еще много чего… А утром, когда я проснулся, меня тут же всецело поглотили многочисленные заботы и приготовления к моим проводам в Армию, потому я начисто забыл и о тревожной ночи, и о бабушкином кольце на безымянном пальце левой руки. Пока забыл… Вспомнил я о них только через пару месяцев, когда после ненавистной и нудной «учебки» нас, троих «духов»1, привезли, наконец, в расположение регулярной части, где и должна была проходить вся моя дальнейшая служба Родине и, собственно, отдание воинского долга. Встретили нас хмуро и неприветливо. Только несколько человек, у которых срок службы уже подходил к концу, и которые именовались «дембелями»2, несказанно обрадовались нашему появлению. Они-то и чморили нас по нашей «духанке» больше всех остальных… Вот гады! Я почему-то чуть ли не сразу привлек к себе особое внимание нашего помощника командира взвода Тимофеева, «черепа»3 по армейским понятиям, весьма рослого, сильного и вредного субъекта. Докапывался он до меня почище наших «дембелей», хотя докапывался как-то странно. Если первые просто в хвост и гриву нагружали нас, «духов», разной грязной работой типа приборки в казарме и всякими прочими гадкими поручениями, то этот изгалялся сугубо надо мной лично, отпуская при этом двух других «душар» и моих товарищей по несчастью, даруя им, необъяснимую никакой (даже армейской) логикой, свободу. Дружил Тимофеев с амбалом Серегой Бражниковым, своим погодкой, тоже «черепом». Повсюду они таскались вместе и даже на вахтах и в караулах наши «шакалы» 4 не разбивали их спевшегося дуэта. Чаще всего их можно было встретить в курилке, спортзале, на КПП или в столовой. Потому, по мере моих скромных возможностей, именно эти места я и старался обходить за тридевять земель, чтобы не нарваться на них. Но это мне не очень-то удавалось. Они словно бы специально выискивали и подкарауливали именно меня. А когда находили — тут же и припахивали «по полной»… Тимофеев был хитрым, умным и изобретательным. Бражников — полная его противоположность: простой, тупой и прямолинейный. Кулаками, в случае чего, махал всегда он, хотя, как я уже сказал, Тимофеев и сам был парнем неслабым. Наверное, ему это было просто западло или лень, не знаю. Однако, приказы мне раздавал как раз именно Тимофеев. Бражников же просто карал за их ненадлежащее выполнение или придавал мне «ускорение», чтобы я слишком, как им обоим казалось, не «тормозил». И вот в один прекрасный день на утреннем разводе на работы я вдруг услышал, как наши три фамилии дежурный по части «старлей»5 выкрикнул вместе. Мы получили наряд на весь день: разборка бардака на складе пиломатериалов. Вы, конечно, понимаете, что этот наряд получил я, а не они. Повернув в строю голову и отыскав их довольные, ухмыляющиеся лица, я утратил последние иллюзии на сей счет. После команды «Разойдись!» мы втроем проследовали в направлении злополучного склада, который находился в самом отшибе нашей части, у забора. Пока мы шли, я — чуть впереди, они двое — сзади, никто из нас не проронил ни слова. Только в их глазах всю дорогу читался какой-то непонятный умысел, и я не сомневался, что они припасли для меня на этот раз что-то особенно скверное и унизительное. Знал бы я — что… Когда мы пришли, Тимофеев и Бражников тут же вальяжно развалились на черных мешках с опилками и закурили. Мне же было приказано «наводить порядок своими силами». Я складывал огромные сосновые брусья пачками, разбирал завал из тонких деревянных реек, собирал мусор в корзину и выносил его на помойку, делал еще что-то… А они молча наблюдали за мной. Курили и наблюдали, ничего не говоря. От этого их молчания мне становилось не по себе, уж больно все это было на них не похоже! Так прошло что-то около часа. Наконец, молчание нарушил Тимофеев. Как раз в то время, когда я собирался приняться за разборку фанерных листов. — Ты только погляди, друг Серега, каких «душар» стали присылать с «большой земли»! — развязно констатировал помкомвзвода Тимофеев, кидая в меня бычком от сигареты и откровенно при этом меня разглядывая. — Прямо племенные красавцы какие-то! Голливуд просто отдыхает!.. — Ага… — лыбился двухметровый амбал Серега Бражников и глупо кивал бритой головой, в которой, наверное, от рождения никогда не было больше одной мысли, зато силища в его кулачищах была, прямо скажем, жуткая! — Он и колечко носит на левой руке, — не унимался Тимофеев, — В разводе он, что ли? — Гы… — был на это ответ Бражникова. — А как ты думаешь, друг мой Серега, — хищно и саркастично продолжал Тимофеев, — Захочет ли этот пидар с нами дружить «по-братски»? Или нам с тобой придется его заставить?.. После этих слов Бражников медленно встал на ноги и двинулся походкой вразвалочку к дверям склада. Он закрыл их изнутри на щеколду и застыл как изваяние, сложив руки на груди. Оба они улыбались так, будто бы собирались меня сейчас есть. Людоеды племени Тумба-Юмба…Их волчьи оскалы здорово напугали меня, но что я мог поделать, кроме как стоять, безвольно опустив руки и ждать разрешения своей «душарной» участи? Я не буду рассказывать в подробностях, что да как было дальше. Скажу коротко и просто — в результате, они меня изнасиловали. Оба, по очереди, и не один раз… Черт!.. Это продолжалось до самого вечера. А потом они ушли, оставив меня одного… О том, чтобы мне возвращаться в казарму, не могло быть и речи. Забившись на самую дальнюю «шкеру»6 нашей части, я проплакал там всю ночь, вынашивая черные планы ужасной и беспощадной мести. Я обзывал Тимофеева и Бражникова такими словами, которых, как мне казалось, я и не знал никогда. Я желал им смерти — долгой, мучительной, неотвратимой. Я хотел видеть, как они будут умирать на моих глазах! Мое воображение настолько распалилось, что я почти видел это! Я почти слышал, как они стонали и молили меня о пощаде! Я почти чувствовал, как пахнет их кровь… Я давал выход своей злобе и своему отчаянию — это все, что я мог сделать, вспоминая то, что они делали со мной. И продолжал плакать — от боли, от обиды, от отчаяния, от бессилия и унижения… Утром я все же смог хоть как-то успокоиться и вернулся в расположение роты, с легким удивлением узнав, что меня мало того не искали, но даже просто не хватились! Как такое могло быть? Что-то необъяснимое творилось… Но я был не в том состоянии, чтобы анализировать или сопоставлять… Тем более — удивляться… До подъема оставался еще целый час и я поплелся мимо дневального (он дремал стоя) прямо к своей койке, намереваясь лечь и хоть ненадолго провалиться в сон. По пути я с радостью для себя отметил, что койки помкомвзвода Тимофеева и друга его Сереги Бражникова тоже пусты, но тогда я не придал этому никакого значения. Просто мне в тот момент меньше всего хотелось видеть этих выблядков. А уйти они могли куда угодно: и на «шкеры», и в «самоход»7, и еще в тысячу разных мест — по сроку службы они могли позволить себе не ночевать в казарме. Такие уж у нас были местные негласные порядки… Добравшись до своей койки, я разделся, быстро юркнул под одеяло, и тут же заснул. Снилось мне что-то путанное… Много какой-то воды, абсолютно черной. А потом я увидел, как Тимофеев и Бражников то ли борются в этой воде, то ли пытаются выбраться из нее. Виделось все это мне как бы снизу, со дна. Их тела были окутаны миллиардами маленьких воздушных пузырьков, а точно такие же пузыри, только огромные, вырывались из их широко разинутых ртов, унося с собой их последнюю надежду выжить… А я все сжимал и сжимал бабушкино кольцо в кулаке, все сильнее и сильнее сжимал его… А оно — горело, как раскаленное железо… И светилось в черной воде… Все это длилось долго-долго, без конца. До тех пор, пока дежурный по роте не проорал свое сакраментальное: «Рота, подъем!!!»… Настало утро. Разлепляя глаза, я уже чувствовал себя намного лучше. Даже можно сказать — хорошо. Словно бы… Ну, не знаю… Словно бы то, что произошло вчера вечером и ночью случилось не со мной, а с кем-то еще. Словно бы это меня самого не касалось. Какое-то поразительное спокойствие и уверенность снизошли на меня. И страха внутри тоже не было. Утренний развод на работы принес нам всем новые неожиданные сюрпризы. Тимофеева и Бражникова не было не только в казарме, на зарядке и на завтраке в столовой, их не было и на плацу! Обоих… Никто про них ничего не знал. Дежурный офицер скроил такую мину, обнаружив их отсутствие, словно бы проглотил лимон. Начались вопросы да расспросы, но все лишь пожимали плечами. Добрались и до меня… Но я честно соврал, что после вчерашнего наряда на складе пиломатериалов их не видел и ничего о них не знаю. Вобщем, участь сегодняшнего дня была предрешена. Всех отрядили на поиски Тимофеева и Бражникова. Ну а меня, как «душару», запихнули в автомобильные боксы, красить батареи. Искали моих обидчиков недолго. Ближе к вечеру их обоих нашли… За нашей частью, в стороне от ближайшей деревни, был пруд. Со всех сторон его окружали раскидистые ивы и какие-то густые кусты. Был здесь и небольшой песчаный пляж, куда мои старшие товарищи по службе регулярно гоняли в «самоходы» — смыть дневную грязь, остыть от полуденной жары, ну и все такое… Пруд поэтому, именовался «солдатским». Здесь же, кстати, наши парни иногда назначали деревенским или «приехавшим погостить к бабушке на лето» городским девчонкам свидания и романтические встречи, некоторые из которых кончались для воинов отсидкой на «губе»8 и «умираловкой»9, за несвоевременное возвращение в расположение воинской части. Ну прямо солдатским раем был этот пруд, доложу я вам! Настоящий двухполюсный магнит, а мы все — железные опилки… И хотя тогда на дворе стояла осень, было еще очень тепло, и «солдатский пруд» продолжал пользовался у обитателей нашей части бешеной популярностью. Офицерам это было тоже известно… А потому… Вот тут, на «солдатском пруду», прямо на пляже, на отмели, и обнаружили моих обидчиков. Синих и полуголых… Они не дышали… Тимофеев лежал лицом вниз, в воде, раскинув руки и ноги. На нем была майка, камуфляжные штаны. Обут он был в знаменитые укороченные сапоги, предмет зависти многих, которые своей тяжестью тянули его ноги вниз. Бражников был тут же, рядом с ним, в одних трусах плавая на боку как поплавок. Его одежда лежала на берегу аккуратной стопочкой. Форма же Тимофеева была разбросана кое-как, словно бы он раздевался очень быстро, словно бы он куда-то спешил… Тут же лежала пара пустых бутылок: одна из под водки, другая из под вина, а еще — остатки какой-то еды и раздавленная пачка «Беломора». Привести найденных в чувство никто даже и не пытался. Было видно, что они мертвы уже не первый час: кожа у обоих посинела и по цвету напоминала мокрую штукатурку, а губы стали черно-лиловые… Все эти детали я узнал потом, когда ребята после отбоя полушепотом травили друг другу байки в темной казарме, смакуя подробности неожиданного происшествия. Всем было не до сна и все разговоры сводились только к этим двум бедолагам. По официальной версии (ее объявили позднее) произошло следующее. После наряда, когда Тимофеев и Бражников ушли от меня, они сгоняли в деревенский сельмаг, затарившись выпивкой и закуской. Потом, уже поздно вечером, они пошли на пруд. Тут спиртное было распито, а хавчик10 съеден — вобщем, отдыхали «по полной». Судя по всему уже ночью, Бражникову приспичило вдруг купаться. Он разделся и полез в воду. По каким-то непонятным причинам он стал тонуть. Может, свело ногу, а может, стало плохо от выпитого… Тимофеев, даже толком не успев раздеться, бросился его вытаскивать. Возможно, что Бражников к тому времени уже пошел ко дну и Тимофееву пришлось нырять, чтобы достать его из воды. Это его и добило окончательно. Достать Бражникова ему все же удалось. Но пока он тащил его к берегу, что-то там лопнуло у него в голове, какой-то очень важный сосуд. Тимофеев упал на отмели и почти тут же умер. С этой минуты захлебнувшийся Бражников тоже был обречен… Причиной смерти Тимофеева был назван инсульт, Бражникова — утопление. Догулялись, ясны соколы… Наши гаврики сразу же во все это поверили. И хотя история сама по себе — дикая, но ничего необычного в ней не было. Через пару месяцев народ начал потихоньку забывать и помкомвзвода Тимофеева, и незадачливого друга его, амбала Серегу Бражникова. Все — да. Но только не я! Я ведь знал чуть больше, а по правде сказать — намного больше… То, что они утонули — это, конечно, бесспорно. Но почему они утонули? И как быть с моим утренним сном, про «черную воду»? А еще с тем, что они сделали со мной до этого?.. Вобщем (не сразу, конечно), у меня сложилось свое мнение о происшедшем той ночью. И я не спешил им, с кем бы то ни было, поделиться… Было ли мне их хоть немного жаль? Нет, ни капельки! По моим понятиям — они получили по заслугам. Только эта мысль и успокоила меня. Только она одна и позволила мне примириться с тем, как они меня тогда хором опустили, и продолжить свою дальнейшую службу в части. Но я не верю в случайности. В самом деле: ведь их смерть явилась не только отмщением за мой позор и мое унижение, их смерть еще и «замела все следы», позволила сохранить мое бесчестие в тайне. Вы только представьте себе, во что бы превратилась моя жизнь, если бы все вдруг узнали, что случилось со мной тогда на складе пиломатериалов? А ведь Тимофеев не стал бы молчать! Зная его, я готов ручаться за это!.. Короче, «каким-то образом» все проблемы решились в один миг. Нет человека — нет проблемы… Нет двух человек — двумя проблемами меньше… Но я чувствовал, что умерли Тимофеев и Бражников не сами по себе. Их смерть необъяснимым образом была связана со мной. Будто бы это сделал я!.. Меня эта мысль совершенно не шокировала, даже радовала. Но я одно понять никак не мог: как, каким образом я это сделал? Может быть, дело в бабушкином кольце? Может быть, в моем сне про «черную воду»? А может, в той бессонной ночи, когда я сидел на «шкере» и, обливаясь слезами, призывал смерть на головы моих обидчиков? Может быть… Но, скорее всего, сработало все вместе. И с того дня, как я осознал это и принял, я начал пытаться разобраться: что же нужно сделать, чтобы опять «вышло по-моему»? Тем временем, осень как-то незаметно кончилась и наступила зима. За окном выли метели и кружился снег, а одинокий фонарь на улице по ночам раскачивался и скрипел, пробуждая к жизни на потолке казармы какие-то вычурные тени. Тогда-то меня вновь начали преследовать страшные сны… То снилась бабушка, что-то настойчиво говорящая мне. Но я не мог слышать, что она говорит, а только видел, как движутся ее напряженные губы… То мама, вновь и вновь надевающая массивное золотое кольцо мне на палец… «Оно всегда теперь будет с тобой. Никогда не снимай его сам и тогда с тобой ничего не случится»… Ее голос, в отличие от бабушкиного, я слышал отчетливо и она всегда говорила мне одно и тоже… Потом пару раз мне приснился Тимофеев. Он приходил весь в каких-то лохмотьях, пыли и глине, словно бы только что вышел из боя… Его камуфляж (а вернее — то, что от него осталось) дымился… Из глаз его текли слезы, а изо рта — кровь… Он становился передо мной на колени, опускал голову, простирал ко мне руки и просил его простить… Он говорил мне очень много всего, но когда я просыпался утром — я ничего не помнил. Просто помнил, что он просил прощение — и все. Словно бы мне не нужно было помнить его слов, словно бы мне это могло как-то повредить… Все это происходило ночью. А днем… Служба шла для меня своим чередом. Но когда я работал, ел, пил, сидел в туалете — мысли мои постоянно бродили вокруг одного и того же: как же я это сделал? Это стало для меня чуть ли не навязчивой идеей. Как, как, как?.. Постепенно, как мне показалось, я понял, «как», что для этого нужно сделать. Оставалось дело за малым — проверить, устроить генеральный экзамен самому себе. Я долго придумывал, что это может быть за экзамен. И я придумал… Но прежде чем я поведаю об этом, мне хотелось бы рассказать вот еще что. Воспоминание о том насилии, которое устроили со мной на складе пиломатериалов Тимофеев и Бражников, не давало мне покоя почти точно так же, как и мое неистовое желание понять, каким образом я смог отомстить им за это не шевельнув и пальцем. В своих мыслях и ночных грезах перед сном я частенько возвращался в тот день, словно что-то меня туда манило. Я вспоминал их лица, то, как они выглядели тогда… Вспоминал что они делали, что говорили… Вспоминал, что я чувствовал… И словно бы какая-то завеса падала с моих глаз, какие-то шоры, и мне открывался неведомый доселе странный смысл происшедшего. И опять же, далеко не сразу у меня хватило духу признаться самому себе, что меня все это по-настоящему интересует! Но однажды, увидев нас троих во сне и проснувшись утром с мокрыми от спермы трусами, я наконец-то смог сделать это. Я хотел повторения! Я хотел, чтобы кто-то проделал со мной все это еще хотя бы раз! «Один раз, как известно, не…» — ну, вы знаете. Так что я могу представить, что вы сейчас обо мне подумали. Хе-хе… Нет, я не стал педиком, открыв «потаенные стороны своей грешной души». Да я и не был им никогда. И крыша у меня не поехала от свалившихся на меня потрясений. Просто, когда обычные эмоции (гнев, злоба, позор) отступили, открылись эмоции совершенно другие, которые тоже были во мне и тогда, на складе, и после, но которые перебивались эмоциями более сильными, традиционными, общепринятыми. А эти — эти были только моими: зыбкими, тонкими, воздушными, неясными… Наверное потому, что они поднимались из самых глубин. Оттуда, где на дне черного колодца под названием «личность» дремало до этого мое робкое, полусонное, жидконогое «Я»… Бывали даже моменты, когда я жалел, что Тимофеева и Бражникова больше нет, что они оба погибли на этом злосчастном пруду. Ведь никто больше в части не проявлял ко мне такого странного, извращенного интереса, как они. Я искал его, этот интерес, внимательно присматривался к окружающим, жадно ловил, впитывал и анализировал их взгляды, слова, движения… Искал хотя бы намека, хотя бы какого-то зыбкого знака в мою сторону… Но ничего этого не было. Ничего абсолютно! Серость, обыденность, тупость и каждый занят только собой. Обычный эгоизм и эгоцентризм армейской службы. Смешно сказать — меня обижало это! Вот так, да… Вначале я страдал от повышенного внимания к себе, а потом — от его полной противоположности. Хотя, если вдуматься, наверное, ничего странного в этом нет. Ведь, согласитесь, то, что со мной случилось — не может пройти совершенно бесследно и даже в заурядной личности обязательно должно оставить свой глубокий след. Ну хоть какой-то след наверняка! А ведь я заурядной личностью никогда не был… Тогда, к концу весны, и слились воедино во мне два желания, которыми я бредил уже и днем и ночью. С одной стороны — жажды исполнения своей воли, с другой — жажды насилия над собой вперемежку с сексом. Две противоположности, две крайности, краеугольным камнем которых было одно и то же — принуждение. С одной стороны — мое над другими, с другой — других надо мной… И пусть первое было замешано на том, что мы называем «жизнь и судьба», а второе на «сексе и похоти», что-то необъяснимо общее было во всем этом. Жизнь, судьба, секс, похоть, насилие… Первопричиной всего этого была одна и та же Сила, которую я уже мог чувствовать, но которую еще не мог для себя тогда назвать… Что же именно я собирался сделать? Что я придумал? Все просто: я решил выбрать среди наших гавриков кого-нибудь достойного и заставить его сделать со мной то, чего я хотел больше всего. Вот такой экзамен самому себе и своим способностям я намеревался устроить. Ни больше, ни меньше… Чума!.. Со дня гибели Тимофеева и Бражникова прошло к тому времени уже семь месяцев и я перестал быть для всех обычным заурядным «душарой», превратившись по негласной армейской иерархии в настоящего «черпака»11. Наше «душарное» место заняли воины нового призыва, самые вредные «дембеля» — уволились в запас и оставшийся контингент личного состава роты уже не донимал меня как раньше, обеспечивая жизнь более или менее комфортную. Весна кончалась, на нас вовсю уже наваливалось теплое лето и «солдатский пруд», не смотря на тягостные воспоминания осени, снова мал-помалу стал пользоваться у всех былой популярностью. Во исполнение моих планов подходил, в принцыпе, кто угодно, но я тщательно и щепетильно выбирал нужную мне кандидатуру. Наконец, я остановил свой выбор на сержанте Игоре Антонове, или просто Игорехе. Он был старше меня на полгода, но держался со мной всегда на равных, открыто. Он был сильным, высоким и по-своему красивым, чем-то отдаленно напоминая мне погибшего помкомвзвода Тимофеева. Самое, пожалуй, главное — среди нас всех он слыл просто чумовым бабником, помешанным «на этом деле» и на женском поле дальше некуда. Ну и последнее — достаточно тривиально: он мне просто нравился. Мы с ним не дружили до этого. Так… «Привет», «здорова», «дай закурить» — не более. Потому, я сказал себе: «Если у тебя все получится с ним, значит…» Ну вы и сами догадываетесь, что я мог сказать самому себе. Однажды ночью, выйдя типа в «самоход» на «солдатский пруд», я действительно пришел туда и в полном одиночестве сел на берегу, поджав колени к подбородку. Над темным горизонтом висела полная золотистая луна и безмолвно отражалась в воде. Не знаю, каким образом, но я чувствовал, что полнолуние — именно то время, что мне требовалось. Сколько-то я просидел вот так, просто разглядывая лунное отражение и думая о нас с Игорехой. Я фантазировал, грезил, старался представить себе нас вместе… А свободной рукой при этом я крепко сжимал бабушкино кольцо. Потом мне это надоело и я закурил. Но пришедшие ко мне бессовестные мысли уже не хотели меня оставлять. Наоборот, они потекли сами, уже помимо моего желания и без принуждения, словно бы во мне заработал какой-то дремавший доселе особый механизм. В штанах у меня все тут же вздыбилось и стало рваться наружу, потому я поспешил их расстегнуть и залез туда ладонью… Не подумайте, что я просто онанировал как школьник, сидя на берегу пруда и фантазируя о том, чего еще не было. Нет, нет! Все это происходило как-то совершенно по-другому! Словно бы это был какой-то специальный ритуал, какая-то особая церемония… А я… Я словно бы просто вспоминал, как и что нужно было делать. И делал. Именно так это выглядело… Когда я кончил и мое семя несколькими крупными каплями скатилось на траву, неожиданно для самого себя я тихо и твердо сказал вслух одну странную фразу: «Да будет воля моя…» Потом, я повалился на спину, закинул руки за голову и закрыл глаза. На пруду стрекотали лягушки, воздух был свеж и прохладен и в голове у меня все кружилось… Одновременно с этим я почувствовал, что все мои переживания уже какие-то совершенно другие, не мальчишеские, словно бы я изменился… И меня это только порадовало! Я поднял левую руку к лицу, поцеловал бабушкино кольцо и злорадно усмехнулся: «Вот и все…» Потом я сел, застегнул штаны и уже через двадцать минут был в роте, среди своих… Ну а дальше… Дальше началось самое интересное! Я вел себя как всегда, по-прежнему, а вот с сержантом Игорехой явно что-то случилось. Я-то знал — что, и меня все это жутко забавляло. Он стал как-то странно смотреть на меня, стараясь, однако, чтобы я не замечал этих его пристальных взглядов. Но я все равно замечал, не на того напали!.. Пару раз он сам предложил мне покурить вместе и все время крутился где-то поблизости, чтобы я оставался в поле его зрения. В столовой он садился рядом со мной, на зарядке бежал рядом, ну и много чего еще по мелочи. А когда с той моей памятной лунной ночи на «солдатском пруду» минуло девять дней, терпение Игорехи, похоже, кончилось. Вечером перед отбоем он подошел ко мне и, все еще стараясь напустить на себя нарочитую небрежность, поинтересовался, не иду ли я сегодня в «самоход». Получив отрицательный ответ, он заговорщически наклонился к самому моему уху и прошептал: «Давай сегодня вместе сгоняем на пруд?» «Зачем?» «Будет кое-что интересное…» «Гости?..» «Нечто вроде… Не пожалеешь!» Он немного отстранился от меня и мы улыбнулись друг другу с пониманием. Я утвердительно кивнул: «Во сколько?» «Сразу после отбоя…» Я опять кивнул и довольный Игореха ушел по своим делам. Видели бы вы его глаза! Они буквально светились от счастья, словно в них включились две маленькие электрические лампочки!.. Наивный мальчишка, хе-хе!.. Он, наверное, думал себе, что это он заманивает меня в свою ловушку. И не замечал, бедняга, что это он, а не я, сослепу наступает в самый страшный и хищный капкан!.. После полуночи мы были в условленном месте, причем Игореха притащил с собой какой-то полиэтиленовый пакет. На мой вопрос «Что это?» он ответил: «Еда и выпивка». Ну да, конечно, как же без этого? Заботливый сержант, опытный… Бабник! Начали мы скромно: выпили по первой, закусили, закурили. Потом — повторили сделанное. И вот тут, уже порядком расслабившись, мы развалились на траве и обратили свои взоры к ночным небесам. Звезд над нами было видимо-невидимо! Мы разговорились «по душам»… Я с интересом слушал Игореху, голова у меня кружилась от водки, я что-то рассказывал ему в свою очередь про себя… И — ждал, ждал, ждал… Я знал, что скоро все случится, но не знал, когда именно. И это наполняло меня азартом, волновало, будоражило и возбуждало… Дикость просто! И вдруг, продолжая слушать мою болтовню, Игореха как-то странно тихонечко зарычал и, наверное, не в силах больше себя сдерживать, отчаянно бросился на меня. Как зверюга! Его руки бешено тряслись, когда он расстегивал мой ремень, стаскивал с меня штаны и сапоги. Он торопился так, что сам даже не думал раздеваться, а просто растегнул себе ширинку и… Ну да, как и в тот раз с Тимофеевым и Бражниковым на складе пиломатериалов, мои ноги взлетели в небо и я опять почувствовал, что означает на деле, а не на словах, неудержимое мужское желание «иметь и обладать»… Только в этот раз было больше страсти и все происходило намного быстрее. Оттого — больнее и слаще!.. Дождался… Наверное, я уже был готов впитать в себя все это как губка. Потому, я ничего не делал, а просто тихонько лежал и стонал, закусив нижнюю губу, растворяясь в нахлынувшем на меня сладострастии, пока Игореха бешено толкал меня под зад своими могучими бедрами Геркулеса. И сопел… Сколько это длилось? Минуту? Две? Да черт его знает! В такие мгновения, знаете ли, как то не принято смотреть на часы или спрашивать у прохожих «сколько натикало»… Я так здорово чувствовал, что происходит с Игорехой, как ему хорошо со мной и во мне! Я отчетливо ощущал, а вовсе не предугадывал, как у него уже подходит и что он вот-вот кончит. Так и вышло… Обессиленный, он медленно слез с меня, опуская мои согнутые в коленях ноги на траву, откатился чуть в сторону и улегся на спине, широко раскинув свои руки и застыв неподвижно. «Прости… — услышал я его чуть с хрипотцой голос, — Не знаю, что на меня нашло…» На моих губах играла хитрая улыбка самодовольного победителя. А над головой — сверкали тысячи глупых звезд… «За то я знаю…» — ответил я ему. Услышав эти мои слова он оживился, даже привстал. И тогда меня прорвало — из меня полился поток такой романтической лжи, что бесконечные бразильские сериалы просто отдыхают! Я рассказал ему о том, что «дороже него у меня никого нет», что я «давно уже мечтаю только о нем», что «я никогда еще не делал этого так, с парнем» — ну и в том же духе… Бедный совсем обалдевший Игореха жрал эту ложь словно сгущенку, ни сном ни духом не чувствуя моего коварства, моей западни. Мало того, что он уже вляпался в нее всеми четырьмя лапами разом, так он еще по собственной воле погружался в нее все глубже и глубже, увязая все больше и больше… И спасения ему — не было!.. Потому что нет от меня спасения и быть не может. Так-то… Довершил я все это хамство словами: «Я никогда не думал, что у меня будет такой парень, как ты! Даже не мечтал об этом!..» и, поднявшись, крепко поцеловал Игореху прямо в губы. Совсем новые ощущения, совсем другие, чем с женщиной… От него пахло потом, алкоголем и сигаретами. Парнем… Так странно!.. И так здорово!.. Я отодвинулся было немного, но он не пожелал отпустить меня. Обхватив своей лапищей мой затылок, он легонько толкнул меня другой рукой на траву и теперь уже сам нашел мои губы своими. И понеслась по-новой… Конечно, все это не было собственно насилием, которого я так желал до нашей с Игорехой встречи. Мне все виделось немного по-другому, не так… Но то, как все происходило у нас с ним — это было еще лучше. Словно бы кто-то где-то внес в мои безумные планы свои собственные коррективы, явно лучше меня разбираясь в реальной жизни и в ее тонкостях. Не люблю я рассказывать таких подробностей, все таки это — интимное дело, но скажу, что в ту ночь мы с Игорехой несколько раз поменялись ролями. Так что не только он, но и я смог оценить по достоинству этот вид запрещенной (оттого, наверное, такой желанной) земной любви. С той лишь разницей, что никакой любви во мне не было. Только безудержная страсть… Только любопытство и коварство… Но сколько!.. Черт, если бы я не был так уверен в себе и в сержанте Игорехе, я бы просто мог сказать, что мы оба — два обыкновенных паршивых безумных педика, сорвавшихся с цепи! Но в том то и дело, что это было неправдой. Ни он, ни я педиками не были. А то, что мы творили… Это были еще цветочки, на самом деле! Сила, которая по моей воле завертела нас обоих в безрассудном водовороте в ту ночь, была способна сделать намного больше. Спасения от нее не было никакого. И ее хозяином был — Я!.. Знаете ли вы, что такое Власть? Знаете ли вы, что такое Власть абсолютная? Это знали римские цезари, это знали великие диктаторы. Наверное, это знает и Бог на своих Небесах… И вот — Я… Вроде бы мальчишка еще, сопляк… Кувыркаюсь в траве с сержантом, который слетел с катушек от желания обладать мной во что бы то ни стало и который это желание осуществил… Неужели и я тоже могу держать такую Власть в своих руках? Такую Силу?.. К этой мысли нужно было привыкнуть. Уж слишком невероятной она казалась! А пока… За первой нашей ночью с Игорехой — последовала вторая. Потом — еще одна. И еще… Оставаясь для всех «привычными и скучными», о-б-ы-д-е-н-н-ы-м-и, мы такое творили с ним наедине, что рассказали бы вы мне об этом хотя бы год назад — и я дал бы вам в морду! Но теперь… Теперь все поменялось. И то, что раньше казалось немыслимым — стало желанным и единственно возможным. А то, к чему раньше тянулись мы оба, то, что было общепринято и привычно — перестало нас интересовать. Совсем. Нам нужны были только запредельные ощущения, только запрещенные деяния, нам нужна была только наша тайна и ничего больше! Мы были нужны друг другу… Все остальное — тени и прах… Все остальные — тоже… Думаете, я просто придурок? Хех!.. К концу моего рассказа вы измените свое мнение, будьте уверены! Так что, дорогие мои, наберитесь терпения. Оно вам потребуется… Лето окончательно вступило в свои права — май подходил к концу, ночи стояли сухие и теплые. Мы лежали вдвоем с Игорем на мягкой траве, где-то совсем рядом пел свою одинокую песню полевой сверчок, вдали перебрехивались неугомонные деревенские собаки, а над нами почти до самого утра, как и мы, сходил с ума влюбленный соловей… Разве мог я мечтать о подобной романтике раньше? Разве мог я такое себе вообразить? Нет, не мог… С Игорехой мы были вместе весь последующий год моей службы. Если бы я захотел рассказать вам о наших с ним приключениях за этот год — мне пришлось бы написать для этого отдельную книгу. Может быть, когда-нибудь я это сделаю, но сейчас нужно двигаться дальше — иначе, так мы с вами никогда не закончим нашу шахматную партию, хе-хе… Когда Игорю вышел приказ на «дембель», неотвратимость которого тяготила его все последние месяцы, хотя он тщательно старался от меня это скрывать, стало ясно, что нам осталось недолго быть вместе. Он уходил, я оставался еще на полгода… Как-то в один из тех дней после приказа, сидя вечером опять же на берегу «солдатского пруда», Игорь просто и искренне расплакался от бессилия что-то поделать в данной ситуации. Он не хотел расставаться. Он хотел быть со мной. Он строил планы вслух, как нам было и будет хорошо вместе… Я все это молча слушал. А потом он сказал, что единственный выход — остаться ему на «сверхсрочную». И что он завтра собирается написать рапорт на имя командира части. Что другого выхода нет… Тут я задумался и сурово сдвинул свои черные, распутные брови. Безусловно, я ценил моего Игореху за силу, за жеребячьи способности и прочие многочисленные его достоинства. За тот романтизм и чистоту (да, блин, чистоту!) которой были наполнены наши отношения. Он был до одури верен мне, даже ревнив, хотя я и не давал ему особого повода, ведь конкурентов у него по этой части в нашей части (вот так каламбур!) просто не имелось. Он молился на меня как на бога и готов был носить меня на руках! Если бы нужно было меня спасать — он сделал бы это без разговоров. Да что там… Если бы нужно было отдать жизнь за меня — он пошел бы даже на это. Не раздумывая… Так что же меня тревожило, спросите вы? А то, что все это мне было не нужно! Ни его любовь, ни его преданность, ни его поклонение, ни он сам… Не-нуж-но!.. Я трахался с ним, да. Трахались мы великолепно! Именно я сделал из него то, что сделал. Но разве я хотел, чтобы это длилось всегда? С ним? Я ведь мог пожелать любого из наших гавриков или командиров и получить их! Так что ответ очень прост, хотя и циничен — нет. Мне было удобно с Игорем, было забавно, было классно… Но всему на свете есть свой исход и все в этом мире кончается. Разухабистая армейская молодость вместе со службой подходила к концу и я стоял на пороге чего-то совершенно нового, какой-то новой главы, новой игры… Игореха стал бы только мешаться мне, лезть под ноги и это меня не устраивало. Нужно было избавиться от него. Ох, мамочки, я уже вижу, как вы гневно сжимаете кулаки и предвидите самое худшее! Хе-хе!.. Неужели вы всерьез думаете, что я настоящий дьявол во плоти? Нет-нет, я вовсе не собирался убивать преданного и всерьез любящего меня здоровяка-Игореху. Так что разжимайте свои кулаки и спокойно читайте дальше. Я не намеревался решать эту проблему таким радикальным способом. Нужно быть гуманнее к людям! А ваше яростное предположение, между прочим, говорит в первую очередь именно о вашей испорченности, а не о моей… Впрочем, ладно, хватит уже шуток! Разубедить Игоря не оставаться на «сверхсрочку» особого труда мне не составляло. Я уговорил его уехать домой, пообещав приехать к нему в отпуск, который у меня тогда маячил перед самым носом. Ну а после моего «дембеля»… Мой язык, мое змеиное жало, вновь развязался и я опять нарисовал Игорехе такую залихватскую картину, что он лежал рядом, обнимая меня за грудь рукой, и боялся дышать, внимая моим грезам наяву. А потом, когда я, наконец, умолк, он бросился на меня как в ту нашу первую с ним ночь — так же неистово и осатанело, без удержи… Я и не сдерживал его. А зачем? Именно этого ведь я и добивался! Одним выстрелом — сразу двух зайцев… В «десяточку»… Очень скоро я проводил его домой, восвояси. А когда он укатил, весь в аксельбантах и значках, с белыми окантовками под погонами и нашивками, в новехоньком с иголочки камуфляже и с вселенской грустью в глазах, — я вновь пришел тихой лунной ночью на родной «солдатский пруд» и не колеблясь сказал свое заветное: «Да будет воля моя…» Больше я Игореху никогда не видел. Как сложилась его дальнейшая судьба — я не знаю. Знаю лишь одно и наверняка: я исчез из его жизни так же стремительно, как и появился в ней. Живет он теперь в своем Торжке, трахает какую-нибудь худосочную Машу или Дашу, плодит детей и дует пиво… Ну а наш год вместе… Чего только не сделаешь по молодости да глупости, хе-хе!.. И все же, думаю он будет помнить… Пускай как сон, как наваждение… Но — будет. Тосковал ли я о нем? Нет… Вспоминал ли? Конечно… Но менять что-либо в своей тогдашней жизни я не собирался. Мой собственный «дембель» подкрался ко мне незаметно, внезапно и в один день сделал бессмысленными совместные походы с другими «дедами» на «солдатский пруд», отсидки на «нычках» и «шкерах», коллективные пьянки и гулянки, травлю баек чуть ли не до самого утра и воспитание подрастающих молодых «духов» в лучших традициях Армии России конца двадцатого века. Безудержное время веселья окончилось. Я возвращался домой, «на гражданку»… Легкая печаль коснулась тогда и меня самого. Но жалел я ни о чем-то или о ком-то конкретно, нет. Я жалел сразу обо всем, вобщем… Та же самая «вселенская грусть», что была в глазах Игорехи, когда он уезжал из части навсегда, оставляя меня… Вторая страница Книги Моей Жизни была перевернута. И перечитать ее заново теперь уже было нельзя, даже если хотелось. Ну разве что только в снах, или в воспоминаниях… Это грустно. * * * КОНЬ — фигура замысловатая, фактурная и привлекательная на первый взгляд. На самом деле — довольно посредственная, угловатая и податливая. Вернувшись после Армии домой в звании старшины, первое, что я сделал — залез в бабушкины вещи. После нее их осталось немного. Кроме кольца, что и так принадлежало мне, была еще огромная старинная книга, завернутая в пахнущий какими-то терпкими травами холст. В один из вечеров, когда мама пошла спать, я достал ее, развернул и открыл… Представьте, насколько великим было мое разочарование, когда я вгляделся в неизвестный мне рукописный шрифт и понял, что я решительно ничего тут не понимаю! Какая-то китайско-арабская черная вязь на пергаментных желтых страницах, какие-то знаки, таблицы, схемы… Но что все это могло означать? И самое главное: как это могло пригодиться мне? Я ведь сразу догадался, что эта наша «семейная реликвия» по ценности своей, может быть, даже больше бабушкиного кольца! Но кто сможет дать мне ключ к ней? Кто раскроет врата мудрости? Может быть мама? Я был так расстроен, что пошел к ней в комнату и разбудил ее. Она внимательно выслушала мои вопросы, а потом улыбнулась и сказала: «Ключ к двери — в самой двери. Нужно лишь повернуть его…» Я разозлился и психанул, думая, что она вознамерилась читать мне философские проповеди на ночь глядя, но оказалось, что я был не прав. Мамины слова нужно было понимать буквально! И книгу нужно было просто «повернуть»… Что я имею в виду? Все просто. Ее нужно было начинать читать не с начала, а с конца!!! Все так же стоя около мамы, я открыл самую последнюю страницу и не скрывая своей радости прочел: «Вот и настало Великое Время для тебя. Все, что имеет наш Род, отныне — твое…» Я вернулся в свою комнату и продолжил чтение. Оно настолько увлекло меня, что до утра я так и не сомкнул глаз! А утро я встретил словно бы другим человеком. Теперь я лучше стал понимать истоки своего «Да будет воля моя..» Но это было только началом моего пути в глубину столетий и в глубину себя самого… Бабушкину книгу не удавалось читать быстро, но я к этому и не стремился. Мама так же сказала мне, что все нужно делать постепенно — думая, прислушиваясь к себе, чувствуя… Эта книга стала мне другом, учителем, рассказчиком. Я проводил с ней все свободное время, какое у меня было. Постепенно, она сама научала меня тому древнему языку, на котором была написана большая ее часть и «китайско-арабская» вязь потеряла для меня свойства абракадабры. Я уже довольно свободно читал и понимал древний язык, хотя не мог говорить на нем вслух — ведь я не знал, как должны звучать слова, которые были написаны на старом пергаменте. Но мне и не нужно было говорить — вполне достаточно было одного понимания. Изучение бабушкиной книги, тем не менее, не выключило меня из повседневной жизни, не вырвало с корнем из окружающей обыденности. Глубинные знания — ложились в сердце, а снаружи и на поверхности я оставался все тем же чернобровым, земным парнем. И мне нужно было «что-то делать», «чем-то заниматься», «кем-то становиться»… Особого разнообразия в плане выбора дальнейшей карьеры у меня, сами понимаете, не имелось. И тогда я пошел работать в милицию. «Служить», так сказать, и «защищать». Но это был только фасад, вершина айсберга. То, что творилось на самом деле, в темных водах, в мрачной глубине, несколько, скажем так, отличалось от того, что виделось со стороны непосвященным. Безусловно, еще ничего из себя не представляя в Управлении и руководствуясь исключительно материальными соображениями, я по первому времени занимался разными гнусностями, взяв себе в помощники несколько таких же как и я «молодых» ментов. Мы облегчали карманы незадачливых водителей, разыгрывая из себя строгих работников ДПС ГИБДД (ведь «полосатые палочки» раздобыть не так уж и трудно). То же самое делали мы с подвыпившими и хорошо одетыми бизнесменами, атакующими закрытые двери метро после часа ночи или пытающиеся поймать «тачку» на проспекте. Было у нас и несколько «своих» точек, где ежемесячно нам платили «дань» просто за красивые глаза, за «крышу». Девочки-проститутки, разнообразные торговцы, черномазые «гости с юга» — все это был наш контингент, с которого можно было «стричь купоны», который можно и нужно было «доить». Форма, оружие и грозный вид — вот был ключ к нашему успеху. И моральному, и материальному. Ну и потом — все это было просто забавно! Ведь хуже скуки на работе ничего нет и быть не может… Сколько бы все это продолжалось — черт его знает, если бы Ее Величество Судьба не одарила меня новым неожиданным поворотом жизни. Я женился!!! Припоминая мои армейские приключения, вы, очевидно, хе-хе!, подумаете, что моей избранницей стал не иначе как один из оперуполномоченных особого отдела нашего Управления с накаченными бицепсами и звериным лицом. И будете не правы! Нет, моей избранницей стала обыкновенная женщина. Однако, слово «обыкновенная» относится только к вопросу определения ее половой принадлежности, а уж никак не к тому, что она была за человек и как умела этой самой «половой принадлежностью» пользоваться! Работала она у нас в бухгалтерии, была милой и чарующей «душкой» всего не только мужского, но и бабского коллектива. Ничего плохого сказать о ней никто не мог. Знали лишь, что за несколько месяцев до прихода к нам она развелась с мужем и что у нее от предыдущего брака остался ребенок, мальчик лет пяти. Работала она как ломовая лошадь, непостижимым образом умудряясь оставаться при этом красивой, свежей, обаятельной и привлекательной. Так вот, с некоторых пор эта женщина (звали ее — Марина), всерьез взялась за меня. Она строила мне глазки, когда мы встречались, врубая свое женское обаяние на всю катушку. Когда она улыбалась, у нее на щеках проступали очаровательные ямочки, которые делали ее какой-то особенно притягательной для меня и неотразимой! Совместные походы на обед, с работы (когда я был не на сутках), бутербродики, заботливо приготовленные ее собственными ручками для меня — это было только начало. Потом выдался случай и она попросила меня подвезти ее до дома на патрульной машине, ну а вслед за этим взяла и сама назначила мне свидание! В выходной мы гуляли по улицам вечерней Москвы, ели мороженное, пили пиво, разговаривали… Она поразительно умела слушать, никогда не перебивала и проявляла ко мне неподдельный интерес, одновременно ничего от меня не требуя. Это подкупало… Переспали мы с ней в первый раз месяца через два после нашего знакомства. Я, как заправский джентльмен, даже натянул на конец резинку, заботясь не столько о ее или своем половом здоровье, а просто желая, чтобы она не залетела от меня. Та наша ночь прошла просто здорово! Ну а дальше… Словом, еще через пару месяцев, мы уже подали заявление в ЗАГС. Ну а после «испытательного срока» была свадьба… Как мы жили? Лучше всех! Думаете, я издеваюсь? Ничуть… Мои способности к «добыванию денег» не шли ни в какое сравнение с точно такими же ее способностями. Однако, как именно она это делала — до сих пор остается для меня загадкой! Что-то она там говорила о своих богатых родственниках, но, если честно, что-то не очень мне в это верится. Так что, говоря кратко, наш совместный семейный бюджет пребывал в замечательном состоянии и был достоин настоящей зависти со стороны сослуживцев, а наши желания просто не успевали за нашими возможностями. Вначале, мы купили себе отдельную однокомнатную квартиру, потом — иномарку. Ну а после этого уже «начали копить» на дачу, где мы могли бы провести совместные «незабываемые летние вечера»… Хе-хе… Сколько мы прожили с Мариной в общей сложности? Год… На большее нас не хватило. Почему же, спросите вы? Жажда власти… Это она разлучила нас! Два цезаря в одной семье — это уже слишком, это гремучая смесь… Я, как мужчина и в силу устройства своей личности, требовал полного подчинения себе. Она же, какое-то время надежно и искусно маскируясь, устала в конце концов делать это и начала проявлять свое истинное лицо. Оказалось, что она хочет того же, чего и я — править, властвовать, складывать нашу жизнь на свой лад. Вершить Судьбу… Я стал погуливать от нее на сторону, чаще чем обычно выпивать с друзьями, не желая вовремя и трезвым возвращаться домой. Начались скандалы, ругань, даже рукоприкладство. Но все это на каком-то «бытовом» уровне, мелком, житейском… Наверное именно поэтому Марину не постигла судьба моих незадачливых армейских «друзей» Тихомирова и Бражникова, вознамерившихся в один прекрасный день встать надо мною. Мои внутренние способности и моя Сила — просто спали в то время, как сурки в норке. И усыпила их она, моя Марина! Моя Жанна Д`арк… Просто поразительные существа эти женщины! Наверное, не зря так много их в средние века сожгли на кострах за ведовство. Просто какой-то природный дар у них видеть всех нас насквозь и умение пудрить мозги! Нам, мужикам, учиться и учиться у них!.. Расставались мы с Мариной бурно. Делили квартиру, машину, деньги, ее ребенка… Как придурки! И что на нас нашло такое? Однако, я вам так скажу: если вы в своей жизни никогда не играли в дурацкую игру под названием «развод», вы не сможете понять меня. Тут ведь стоит только начать, а дальше само понесет — не остановишь! И что самое интересное, разум при этом отрубается начисто! Остаются одни эмоции. Впрочем, и эти — дурацкие… И еще несколько важных уроков я извлек из своей первой (я надеюсь, и последней) женитьбы. Относительно себя и для себя, да… Всегда иметь под рукой женщину, которая тебя любит как мужика — это удобно, это здорово, это приятно во всех отношениях. Если она — дура. Но если она хочет быть такой же как и ты или выше тебя, если она умная — тогда кранты! Если эта женщина может понять и принять твою бисексуальность (а у нас с Мариной было именно так) — это тоже здорово. Просто замечательно, если к тому, что ты походя трахнулся с каким-то мужиком, она не относится как к вселенской катастрофе и даже согласна легко все простить, даже не считая это изменой. Но это только до тех пор, пока она не видит в твоем партнере соперника себе (в партнершах, почему-то, это видится ими всегда и сразу). Как только ее исключительности для тебя начинает что-то или кто-то угрожать — она встает на дыбы. И тогда — опять кранты! Ну и уж совершеннейшие кранты наступают тебе, когда ты по уши растворяешься в семейной жизни и быту, постоянно требующему твоего внимания и участия. Это убивает изнутри и потому это — самое страшное! Что там невинные «армейские шалости», все эти «духи», «черпаки» и «деды» — все это ерунда! Семья — вот самое страшное рабство, в которое так легко попасть и из которого так сложно вырваться! Это настоящая темница духа, внутренней силы, каких ни на есть желаний и вдохновения. Это вечный сон, почти что смерть… Вы скажете, что я перегибаю палку? Ничуть! Да будет вам известно, что с тех пор, как только я встретил Марину и до тех пор, пока я не снял с правой руки ее обручального кольца, мне в голову ни разу не пришла мысль воспользоваться своей Силой, которая была дана мне от рождения! И что самое необъяснимое — я ни разу не открыл за это время бабушкину книгу! Мое Злое Волшебство дрыхло без задних ног! Словно бы Сила — тоже женщина и когда я променял ее на другую, того же роду-племени, она из ревности и в отчаянии отомстила мне равнодушием, оставила меня, отвернулась к стенке и заснула… А без нее — кто я? Обыкновенный плебей, как сотни, тысячи, миллионы других под этим солнцем! Не способный ни на что великое, загнавший в темный угол все свои желания, просто серая мышь, которая только и заботится о том, как бы кто-то более сильный не наступил на нее и не отдавил ей хвост. И еще одна забота есть у нее, у этой серой мышки — жрать! Жалкая участь, вы не находите? И если вы считаете ее приемлемой для себя — флаг вам в руки и, как говорится, семь футов в штанах! Но я — другое дело! Человек, в жилах которого течет кровь Величайших Кудесников Прошлого, известнейших людей ушедших эпох — разве может он променять на столь плачевный удел свою великую Миссию? Нет уж, идите вы в баню со своей пресловутой «ячейкой общества»! Расставивший хитрые сети — в них же и попадется. И как бы ни были замысловаты твои ходы в стремлении оболванить другого — со временем все становится ясно и понятно. Мы развелись с Мариной, меня повысили в звании и продвинули по службе. Теперь я всецело принадлежал одному из московских отрядов милиции особого назначения. Проще говоря — ОМОНу… А на женщин еще долго не мог смотреть… Следующий год прошел относительно спокойно и не был отмечен никакими особыми потрясениями для меня, что позволило мне окончательно очухаться и придти в себя. Я опять читал вечерами нашу Родовую Книгу, опять впитывал в себя Древнее Знание нашего Великого Рода, опять становился самим собой и одновременно — кем-то другим… И Сила моя — вернулась! Она открыла глаза, пробудилась и сказала мне, что больше не сердится, что мы опять — вместе… Жизнь продолжалась! Ну а дальше… Дальше была следующая глава моей Книги Жизни, следующая часть нашей с вами шахматной партии. Дальше была война… * * * ОФИЦЕР — фигура с характером. Опасна тем, что может ударить внезапно, из-за других фигур, прячась за их спинами. Или… бездумно выдвинувшись вперед, погибнуть даже от пешки. Трехмесячная командировка в Чечню свалилась мне на голову неожиданно, как гром среди ясного неба, хотя ничуть не удивила и, странно, что не испугала ни маму, ни меня. Мама с легким сердцем отпустила меня на войну, словно бы знала наверняка, что со мной ничего страшного там случиться не может. А я с легким сердцем поехал, не забыв, тем не менее, перед отъездом на всякий случай сказать самому себе: «Да будет воля моя…» Боевые действия в Чечне тогда опять оживились (в который уж раз!) и там нужны были более опытные люди — «пушечным мясом» срочников регулярной армии эту брешь прикрывать стало все труднее. Вот тут и «пригодились» мы, бравые ОМОНовцы, которых сгоняли на юг России буквально со всех крупных городов. Наш разведывательный взвод в составе специального батальона МВД ГСН12 «Молния» выглядел весьма и весьма внушительно: двадцать шесть человек, включая командира взвода и его заместителя. Два отделения, по восемь человек на каждый бронетранспортер БТР-80 (всего их было у нас три — одна машина в запасе): наводчики, водители, снайперы, гранатометчики, стрелки, пулеметчики, операторы РЛС (проще — радисты). Остальные — в обеспечении. Вооружение — самое разнообразное: гранатомёты РПГ–7В и ГП–25, пулемёты РПКС–74, автоматы АКС–74(Н) и АКС–74У, снайперские винтовки СВД-Н, пистолеты ПМ и множество разной другой смертоносной ерунды. Так как я всегда отменно стрелял, меня определили снайпером и назначили к тому же командиром отделения второго БТР. Кроме винтовки с оптикой выдали еще и «Эмку»13, так уж было положено. Я не возражал. Оружие я люблю. Особенно, когда его много!.. Служба в Чечне вначале меня весьма позабавила. Золотое было времечко! Не знаю, как кому, но мне очень понравилось воевать. Все же остальные воспринимали это чересчур уж серьезно, на мой взгляд. Хотя, наверное, все закономерно и объяснимо: вроде война кругом, смерть, ужас… А с другой стороны — ну и что? Разве на войне должно быть по-другому? Чего хотели, на то и напоролись! Я всегда искал разных приключений на свою задницу и тут я нашел их себе выше крыши! Как сказал Дебре, «я напишу поэму о войне и пусть поэма выйдет плохой, зато война будет что надо!»… Кругом было много знакомых и моих же сослуживцев по Москве, так что налаживать отношения с людьми заново мне не пришлось. Для младшего командира это важно. За глаза, как и дома, меня продолжали называть «заговоренный», относились ко мне уважительно и травили про меня всякие восторженные байки да небылицы, что де «пуля парня не берет», что «он всегда сухим из воды выходит», что «он в рубашке родился», ну и так далее… А когда мы уходили на очередную операцию, все, по возможности, старались держаться поближе ко мне. Я же, словно не замечая этого, лез напролом в самое пекло… Но так было только в первый месяц моей службы. Пока один раз мы не попали в глухое окружение в предгорных районах на юге республики… Выбрался из него живым только я, пригнав на рассвете в расположение батальона наш изуродованный бронетранспортер, доверху наполненный (вернее — набитый) трупами. Это были те, кого мне удалось собрать и вывезти после ожесточенного ночного боя, когда мы прорывались к своим. Обидно, что трое ребят вначале были еще живы и умерли позже, в пути, когда я как сумасшедший гнал наш искромсанный БТР по раскисшим чеченским дорогам. Взвод тогда переформировали и доукомплектовали, меня наградили именным «стволом». Но знакомых лиц теперь вокруг меня почти не осталось, но моя слава «везунчика» непостижимым образом продолжала жить и витать над моей головой как нимб святости даже среди новичков. Какая там к черту святость! Так же, как и все я хлестал спирт, курил траву, жрал «дурь», делал еще кое-что, чего в мирной жизни мы с вами никогда не делаем и не сделали бы. И все это с каким-то остервенелым цинизмом, словно мы все подхватили в этой гребаной Ичкерии какой-нибудь новый вирус жестокости, жажды крови и беспощадности одновременно. Жил я в отдельной офицерской палатке и когда произошла вся эта катавасия с окружением, нам прислали нового «летеху», офицера связи. Поселили его вместе со мной. Серегой его звали… Редкое имя, да? Хе-хе… Ну, какое уж было. До войны он жил и работал в Красноярске, тоже в ОМОНе. Как он выглядел? Соответствующе! Настоящий сибиряк, крепко сбитый и ладный парень. Очень добрый… Мы сразу подружились с Серегой и не только из-за того, что наши койки в палатке стояли рядом или из-за того, что мы всегда делили с ним наш сухпаек. Нет… Просто… Ну, подходили мы, что ли, друг другу… Я не знаю… Вобщем, суть да дело, бои да привалы, а я начал на него засматриваться. По-своему… Он же относился ко мне тепло и по-доброму, как к брату. Но, как вы, наверное, уже догадались — ни о какой большей взаимности и речи идти не могло! Обидно… Перед отбоем, я с замирающим сердцем глядел, как он раздевается… А потом, мы гасили свет, я отворачивался к стене (если можно назвать стеной брезентовый полог) и долго еще лежал без сна, слушая его храп и мечтая о нем. Прошло совсем немного времени и я понял, что не могу без него… Это не было похоже на мои прошлые «армейские игры», что-то другое это было. Серьезнее? Да… И сильнее! Мучиться от неразделенной любви, мечтать и грезить, когда Серега ходит рядом во плоти и крови, когда кругом война и смерть — ну уж нет… Только не я! Первое, что я сделал — «защитил его». Мне не хотелось, чтобы он случайно погиб на спец. операции или в очередной перестрелке. Разумеется, ему самому я ничего не сказал. А потом… Я выбрал время относительного затишья (когда не было ночных рейдов) и просто коварно заполз к нему в пастель. Как змей-искуситель… Думаете, он не возражал, когда проснулся и понял, что я к нему лезу? Братские чувства, и все такое? Еще как возражал! Но вы ведь знаете, что «против лома нет приема, если нет другого лома». Такой лом у меня был… «Да будет воля моя…» — и все дела. У Сереги словно глаза открылись… И он стал моим. И в ту ночь (самую волнующую и прекрасную!) и в другие свободные ночи тоже. Но радовались мы с ним недолго. Всего месяц… Что-то я там недоделал со своим Волшебством, чего-то не учел, прозевал… Я так и не понял, в чем именно была моя ошибка. Не понял даже сейчас!.. Словом — убили моего офицера Серегу… На моих же глазах! Вот так, бля… Уже вечерело, когда мы с ним шли вместе к одному из наших взводных БТР, — нужно было проверить его снаряжение перед очередным заданием. Вполне хватило бы и одного из нас, но мы, по понятным причинам, пошли оба. Мы уже подходили к машине, когда я услышал отчетливый хлопок снайперской винтовки где-то вдали, у нас за спинами. Повинуясь скорее условному рефлексу, чем голосу разума (на раздумья ведь совершенно не бывает времени в таких случаях), я тут же кинулся брюхом на землю, и вжался лицом в грязь. Моя выучка не подвела меня, я спасся бы в любом случае. Но на этот раз — целились не в меня… Чем-то мокрым меня обдало с ног до головы, а спустя секунду — мой Серега тоже рухнул рядом со мной. Но как-то слишком уж медленно рухнул и грузно, не так как нужно было… Я потихоньку поднял лицо от земли и повернул голову к нему… Выстрелом ему снесло пол головы, а то, чем меня забрызгало поверх камуфляжа — были его мозги вперемежку с кровью. Его руки еще дергались, ноги — тоже, но я уже знал наверняка, что все кончено… Вот так, бля… Что-то изнутри подтолкнуло меня и заставило действовать, потому я не ударился в вопли, и не впал в ступор, а быстро развернулся, подполз к его ногам, ухватил их крепко и так, по-пластунски, поволок своего мертвого друга в сторону ближайшего убежища… Мы с ребятами тщательно искали снайпера, даже нашли место, где он лежал, но самого его нам найти не удалось — ушел вовремя. Впрочем, так и бывает, когда за дело берется профессионал. А мы не могли, как немцы во Вторую Мировую, взять натасканных свирепых овчарок и пустить их по следу в «зеленку» — у нас и овчарок-то никаких не было. Так что, пришлось смириться… Но я — не смог. Что-то такое случилось со мной… Что-то странное. Я даже не мог заплакать, погрузившись в свое горе. Я ничего никому не говорил, а просто сидел один в нашей с Серегой офицерской палатке, обхватив свой АКС, и скрипел зубами. Я осатанел, словно бы обкурился травы или пережрал «дури». Только я сегодня никакой травы не курил… Дождавшись ночи, я решил действовать! Мстить… Мстить… Мстить… За кровь — кровью… За смерть — смертью… Это, Маугли, — «закон джунглей»… Словно в полусне я надел разгрузочный жилет поверх камуфляжа, навесил подсумки, а потом методично начал набивать их всякой смертоносной всячиной: запасными рожками к автомату (штук десять я точно рассовал), ручными гранатами, ножами, двумя пистолетами ПМ (один — тот самый, именной) и обоймами к ним… Вобщем, если вы смотрели фильм «Коммандо» с Арнольдом Шварцем, тогда вы понимаете, о чем я говорю. Только лицо у меня было в тот момент намного свирепее. И убедительнее… Куда же я собрался, спросите вы? Мне трудно об этом рассказывать, но раз уж я взялся — все равно придется… Собрался я в ближайшую маленькую деревушку, в которой наших войск не было, так как она с точки зрения военной тактики никакой ценности для нас не представляла. До нее было всего каких-то три-четыре километра. Когда я уходил с базы, никто из наших не решился меня останавливать или удерживать, отговаривать. Все, кто меня видел, идущего прочь и навьюченного вооружением по самые уши, просто сделали вид, что не видят меня. Наверное, они по-своему соболезновали моей потере и одобряли мое решение, — ведь без слов было ясно, куда и зачем я ухожу… К деревне я подобрался незаметно, пользуясь своей выучкой, да и кто, позвольте спросить, мог меня выслеживать тут? И все же, я хотел, чтобы все было по правилам… Такая игра… Пользуясь прикрытием ночи, я быстро сориентировался на месте: сосчитал целые дома (относительно целые, конечно) и прочие укрытия, разработал тактический план действий и отхода с позиции после выполнения задания или если что-то пойдет не так… И ПРИСТУПИЛ… Ночь озарилась вспышками от взрывов гранат, воздух наполнился грохотом, гарью и стрекотанием моего неутомимого АКС… Я заходил в очередной дом и уничтожал там всех, кого там находил. Мне было все равно, кто это… Главное — отнять жизнь… Лучше, если медленно, при помощи ножа… Но их было так много — кричащих, вопящих, молящих, пищащих… Я просто не успевал! Некоторые, кто был похитрее, смекнув в чем дело, прятались от меня. В подвалы, в шкафы, в сараи, в погреба и выкопанные в огородах ямы… Но я находил их всех! Мой поразительный нюх настоящей ОМОНовской ищейки обострился тогда до предела! Главное — никого не пропустить… Главное — чтобы никто не ушел живым… Все обязаны сдохнуть, как свиньи!.. Я добивал раненых, что остались после взрывов гранат. Одних — прикладом, других — каблуком сапога, третьих — ножом, четвертых — выстрелом в голову… Я резал им шеи, пускал кровь, вспарывал животы и с наслаждением глядел на их муки… Я был просто машиной смерти, убийцей, которому не было равных в те мгновения… И я никого не щадил! Обойдутся! Вот так, бля… Недостойны… Подсудны… Виновны… Повинны смерти!!!.. Все, все, все, все до одного!!!.. Часа через два все было кончено. Догорали дома и деревья, дымилась земля, щедро политая чужой кровью… И — не звука больше… Только мой тихий смех над пустым селом… В эту страшную ночь молчаливое Небо смиренно приняло много невинных человеческих душ… Может быть даже — слишком много… И, я думаю, Оно — содрогнулось… Так и надо!.. Мне же было хорошо. Я отомстил за все и за всех, разом… Я отомстил за своего друга. Я… Я один!!!.. Вот так, бля… Наши, конечно же, слышали взрывы и стрельбу. Три километра… Но они не пришли. И правильно сделали! Нельзя было мне мешать. Кто знает, чем бы это могло кончиться!.. Смертельно уставший, я вернулся на базу, доплелся до нашей офицерской палатки и сняв только лишь амуницию — бухнулся мордой в свою койку, тут же уснув… The revenge is finished…14 На следующий день меня срочно вызвали к командиру батальона. Я догадывался, из-за чего, ведь вести и сплетни распространяются тут очень быстро. Кто-то настучал на меня. Оно и не удивительно… Суки!.. Полковник встретил меня хмуро и даже не пригласил сеть, а сразу начал разговор. «Я слышал, — сказал он низким голосом, глядя на меня исподлобья, — Вы, лейтенант, вчера позволили себе лишнего?» «Да, это так…» — был мой ответ. «Хм… Хорошо, что признаете. А вам известно, что бывает за такие дела, а? Трибуналом это для вас пахнет, лейтенант!» «Я мстил за убитого друга…» «Знаю, мне докладывали… Но все же… Мы не можем действовать сейчас такими методами. Сейчас не те времена.…» «Времена всегда одинаковые…» Услышав это, полковник насупился еще больше. Моя твердость и решимость ему не нравились, но с другой стороны — что он мог с этим поделать? На войне ведь такие люди на вес золота… «Хорошо, — вздохнув сказал, наконец, он. — Я готов все забыть и закрыть глаза на ваш проступок, лейтенант. Война многое может списать, это правда. Но есть одно обстоятельство…» «Какое?» «Срок вашей командировки заканчивается. Скоро приказ… Но я хочу отменить его. Вы останетесь тут. Еще на три месяца. Согласны?» «В наказание?» — зло усмехнулся я. «В назидание! — повысил голос полковник. — Да поймите вы, лейтенант, не могу я отпускать вас в «таком состоянии» домой! Нужно время… Иначе, кто знает, что может произойти…» «Я не хочу здесь оставаться. Мне надоела война… Я возвращаюсь домой!» Лицо полковника медленно побагровело, а правое веко нервно задергалось. «Да как вы смеете мне такое говорить! — заорал он. — Вы забываете, кто тут отдает приказы! Вы останетесь, и мы даже не будем это обсуждать! Вы же боевой офицер, в самом деле! Что вы себе позволяете!..» «Я не хочу оставаться тут, — спокойно, холодно и с расстановкой проговорил я, глядя полковнику прямо в глаза и сделав шаг к нему, — И я тут не останусь. Я закончил тут все дела и мне нужно вернуться в Москву. Я так хочу. Да будет воля моя…» Последнюю часть фразы я произнес стоя с полковником уже лицом к лицу. Взгляд его изменился. Он опустил глаза и как-то весь расслабился, словно бремя какого-то важного и неприятного решения само собой упало с его плеч. Он растеряно оглянулся по сторонам, будто искал что-то, потом сел за свой стол и спрятал трясущиеся мелкой дрожью руки под его крышку. «Конечно, лейтенант, конечно… — его голос тоже изменился, стал тише. — Все будет так, как хотите вы. По-другому просто и быть не может… Вы свободны…» «Есть!» Довольно ухмыльнувшись улыбкой пираньи, я лихо отдал полковнику честь, круто развернулся на месте и стремительно покинул его кабинет. В этот же день приказ о моем возвращении в Москву уже был подписан, и мне ничего больше не оставалось, как собирать вещи и отправляться домой… Как же так, спросите вы, что же это такое? Ничего особенного. Обыкновенное Злое Волшебство. Я ведь — хе-хе, Злой Волшебник! Вот так, бля… * * * ЛАДЬЯ — фигура монолитная, довольно сильная и опасная. Единственный недостаток — чересчур прямолинейная. Возвратившись с войны целым и невредимым, я продолжил свою плодотворную работу в родных «органах внутренних дел и делишек». Но видно так уж устроена моя блядская натура, что жить не трахаясь — я просто не могу! Это я так, просто шучу мрачно. Черный юмор… Наверное мне, на самом деле, очень хотелось как-то забыть своего погибшего Серегу. И побыстрее… Все-таки, я его для себя выбрал не просто так… Наверное, да… Потому, мне очень нужно было кем-то заполнить эту пустоту в душе. Так и вышло… На этот раз, я опять же не стал ходить слишком далеко и как птичка, «запел о том, что видел перед носом»… Влюбился я по уши в заместителя нашего командира по оперативной работе и своего непосредственного начальника, белобрысого красавца Олега. Знаете, я теперь совершенно уверен, что нет ничего на свете хуже, чем неразделенная, невзаимная любовь. Ты полон чувства, буквально болен им, а тот, кого ты любишь, даже не смотрит на тебя. Ты для него — просто пустое место, и все… Ну, конечно, вы скажете: а как же нетленное «Да будет воля моя…»? И я честно отвечу вам, — мне надоело завоевывать расположение людей таким изощренным способом. Тогда — надоело… Теперь, вспоминая те дни, я думаю, что, может быть, мне просто хотелось тогда «пострадать»? Ведь даже боль, когда любишь, иногда бывает сладкой… Однако, страдания мои явно затянулись. И кроме боли действительно ничего уже мне не причиняли. Минуло полгода, как я вернулся из Чечни, потом прошел и год… А чем я мог похвастаться, что я мог сказать утешительного про нас с Олегом? Ничего! Мне даже не удалось стать его близким другом… Даже это не удалось. Отношения у нас с ним были с самого начала какие-то странные. Внешне — все нормально, как у всех, «по-доброму» и «по-хорошему». А внутри… Внутри пустота, безразличие, холод. Ему просто было наплевать на меня, что бы я ни делал! Мы много раз за этот год напивались на работе, отмечая очередные праздники. Два раза даже до такой степени, что после Олег тащил меня (или я — его) к себе домой в Пушкино, бросал в койку как дрова, бухался сам и мы отключались. Подумать только! Мы даже спали вместе! И… Ничего! Вообще… Вроде бы все предпосылки были, чтобы мы с ним дружили: одно место работы, общие интересы, оба молодые, здоровые, свободные… Но дружба наша никак не получалась. На самом деле за этот год, не смотря на все пьянки и совместные отключки у него дома, мы не стали ближе друг к другу даже на один шаг! Прямо чертовщина какая-то… Почему? Я так себя измучил, что потерял всяческий интерес к жизни, погрузившись в какую-то совершенно черную депрессуху. Все чаще вспоминался мне погибший в Чечне Серега — и это вместо того, чтобы «поскорее забыть»? Одновременно с этим и чувство к Олегу не проходило. Достигнув определенной силы (надо признаться — немалой), оно таким и оставалось. Чего я только не делал! И находил себе каких-то случайных, временных любовников и любовниц, по уши уходил в работу и в чтение бабушкиной книги, пил как безумный или курил «дурь»… Ничто из этого не принесло мне ни радости, ни облегчения, ни забвения, ни избавления от Олега и боли с ним связанной … Короче, я дошел до того, что решил признаться ему во всем. Организовал небольшой междусобойчик, где мы опять крепко выпили. Естественно, все это кончилось нашим совместным с Олегом отползанием в Пушкино. И вот там, когда мы ночью полуголые сидели на кухне, курили и разговаривали, я и выложил ему все начистоту. В ответ он лишь печально усмехнулся. Оказывается, он все знал про меня, все видел и все чувствовал. Не такой уж он был глупый, каким я его все время считал. Он постарался вежливо и доходчиво объяснить мне, почему ему все это не нужно, почему его интересуют только женщины, хотя ничего кроме разочарований они ему до этого не принесли, почему я не должен больше с ним об этом говорить… Никогда… Тогда я спросил его, а знает ли он, о чем так уверенно мне говорит? Был ли у него когда-нибудь парень? Пробовал ли он с ним?.. Оказалось, что нет, не было. «И не будет!» — твердо бросил он мне в лицо, словно плюнул. И тогда я, офицер запаса прошедший армию и Чечню, ОМОНовец, немало повидавший на своем веку в силу своей профессии… Я, Злой Волшебник и потомок Древнейшего Славного Рода, которому стоило только сказать одно слово… Я расплакался перед ним, как баба!!! Слезы сами собой текли у меня из глаз и капали на пластиковую облицовку стола, за которым мы сидели… Я не мог их остановить и все время повторял одно и то же: «Что же делать? Что же мне теперь делать?…» Помню, что его грубая фраза, которую он сказал после всего этого, как резюме, резанула меня по сердцу словно острый нож: «Извини, но я тебя ебать не буду…» Значит, он так это понимал? Но разве это (вернее — только это) нужно было мне от него? Почему-то вспомнились вдруг почти забытые лица из далекого прошлого, из моей срочной службы: погибшие помкомвзвода Тимофеев и его друг Серега Бражников… Мне стало еще хуже!.. «Идем спать… Хватит…» — лицо у Олега при этих словах было непроницаемым, чужим. И мы пошли спать. Как я заснул, как проснулся, как доплелся на службу утром? Черт ее знает… Но тот наш ночной разговор все изменил. Наверное, нам нужно было раньше поговорить. Тогда бы не было так больно… Конечно же, я не мог отпустить его просто так, не рассчитавшись… Я отомстил… Прошло всего две недели и наш «непреклонный», «правильный» и «справедливый» Олег стал завсегдатаем московской плешки Чайна-таун, куда он таскается и по сей день. Не сосет он ну разве что только у бомжей и солдат: у первых потому, что у них никто не сосет, а у вторых потому, что за это нужно платить, а платить за это Олег ну никак не хочет. Жадничает… Вот такой вот гамбит, господа… Что до меня, то я спокойно занял должность Олега, т.е. стал заместителем нашего командира по оперативной работе. А Олег… Его просто поперли из «органов», вот и все. Ведь тайное когда-нибудь всегда становится явным. «Да будет воля моя…» — древняя формула, как и раньше, сбоев не давала! * * * КОРОЛЬ — фигура самая слабая, уязвимая и безвольная, требующая постоянной защиты и покровительства, хотя и обладает верховной властью цезаря-императора. Угроза Королю — это угроза всем, а убийство Короля — проигрыш сразу всей партии. Вот мы и добрались с вами до самого главного, до Фигуры «№ 1» в нашей шахматной партии под названием Жизнь. И означать это может только одно… Вы подумали, что это означает конец моей истории, ее завершение? Эх, как все-таки вы ошибаетесь! Нет, это не конец. Это — Начало… Только теперь все и начнется, и причин тому несколько. Первая из них — я дочитал бабушкину книгу. Нет больше Древнего Знания отдельно от меня. Оно во мне!!.. Нет больше забытого языка нашего Рода — это мой язык… Я давно уже понял, когда проводил за чтением долгие вечера, разбирая черную арабско-китайскую вязь на старом пергаменте, как собственно создавалась бабушкина книга. Каждый из моих Славных Предков, получавший по наследству Великую Силу нашего Рода, писал в этой книге свою собственную главу. Он делился с другими, кто должен придти после него, своим неоценимым опытом, своими знаниями, сохраняя тем самым неразрывно Величайшую Связь Времен. Теперь — мое время… Теперь — Я должен написать в Нашей Книге свою собственную главу и достигнуть Цели, что была уготована мне самой Вечностью… Это и есть вторая из причин, почему именно сейчас все только должно начаться. Ну и третья причина. Разыграв на ваших глазах свою собственную шахматную партию под названием Жизнь, я вплотную подобрался к Королю, Фигуре «№ 1»… Что же он такое, этот Король? Пожалуй, это единственный человек, которого я в своем рассказе конкретно не назову. Скажу лишь то, что сочту нужным — этого вполне хватит для понимания. Краеугольная фигура, обличенная верховной властью, под громким и величественным названием Король — на самом деле создана только для того, чтобы проигрывать и умирать. Как же так, спросите вы? А вот так!.. Было, есть и всегда будет… Ну да, конечно, ради Короля все и делается, ради него игроки садятся за шахматную доску, расставляют фигуры и начинают свою партию. Но даже если Король побеждает в ней — его победа не более, чем просто иллюзия! Побеждают Пешки, Кони, Офицеры, Ладьи, Ферзь… Даже если гибнут — побеждают они. Это их победа и их игра. А что же делает наш Король? Да ничего не делает! Его единственная роль в истории, будь то революции, перевороты, войны, восстания, диктатуры — всегда одна и та же. Он трусливо прячется за чужие спины, всеми силами поддерживая иллюзию своего могущества, на самом деле представляя из себя пустое место. Именно поэтому Король — всегда в проигрыше, он — ничто… И даже Пешка, пройдя все клетки шахматной доски и добравшись до ее вершины, становится Ферзем, а не Королем! Поэтому Я, Злой Волшебник, никогда Королем не буду. Мне это не нужно и я не стремлюсь занять его место на доске. Мне нужна лишь его власть, его могущество… Не мнимая, а реальная Сила! И тогда — Я победитель, Я настоящий царь и бог на своей половине шахматной доски, Я начало всего и Я — конец… Именно этого хотели мои Великие Предки, именно для этого жил наш Славный Род, именно к этому предназначили меня, подготовив мой Приход и мой Путь… «Высокопарная чепуха!» — скажете вы. Может быть… Только как об этом скажешь по-другому? Я сказал так, как мог… И мне не важно — верите ли вы мне, боитесь ли меня, ненавидите или боготворите. Мне на это наплевать! На самом деле, мне нужно только одно от вас — ваши головы. Зачем? Именно по ним я начну свое стремительное восхождение наверх, к самой вершине шахматной доски. Чтобы убить Короля. Фигуру «№ 1». Пустое место… Думаете, что кто-нибудь сможет меня остановить? Разочарую вас, — такой человек еще не родился. Был один парень, который мог бы сделать это и у которого хватило бы сил, но его убили. Добрые люди, вроде вас, распяли его на кресте как-то на праздник… Так что… Никакой надежды я вам не оставил и вам всем придется принять мои правила игры, хотите вы того или нет. А кто не захочет… Тот просто умрет, вот и все! Скатится с шахматной доски — только его и видели… И будут лиловые облака плыть по летнему небу на закате… И брат будет убивать брата, потому что настанет время великой скорби и испытаний для вас, а у вас не будет сил принять их… Да и откуда им взяться? И сбудутся древние пророчества о последнем дне человечества, потому что ничего кроме зла люди не хотят делать… И настанет обещанное тысячелетнее царство Могучего Зверя, по сравнению с которым история Римской Империи или Третьего Рейха покажется просто выстрелом детской хлопушки… А что будет потом — вы этого никогда не узнаете, потому что к тому времени ваш прах давно уже обратиться в серую пыль и ее будет гонять лихой ветер через все пустыни, в которые превратится некогда цветущая земля… И Вечность поглотит все и в отчаянии смешает шахматные фигуры, отказываясь от дальнейшей борьбы и принимая свое поражение, потому что Она проиграет эту партию. Вечность проиграет ее МНЕ!!!.. Впрочем, я и так сказал уже более чем достаточно. Время разговоров — окончено. Настала эпоха действий, а потому — приступим, господа!… Ух, мы и повеселимся!.. Сегодня, Я, гордо и открыто провозглашаю Свое Начало, и ваш бесславный конец! «Да будет воля моя…»
Вот так, бля! Шах и мат…
Пояснения (сноски по тексту): 1 - Солдат только приступающий к службе, но уже принявший присягу. 2 - Солдат, который в ближайшие месяцы будет уволен в запас. 3 - Трактовки у всех разные. Здесь — солдат, прослуживший больше полугода. 4 - Военнослужащий со званием прапорщика или выше из командного состава. 5 - Старший лейтенант. 6 - Обычно — потайное место, где можно спокойно отдыхать, пока все работают. 7 - Самовольное оставление части, самоволка. 8 - Гауптвахта, место отбывания наказания. 9 - Наказание за нарушение армейских законов, в т.ч. и негласных. 10 - Еда, закуска. 11 - Трактовки у всех разные. Здесь — то же, что и череп. Солдат, прослуживший больше полугода. 12 - Группа Специального Назначения. 13 - Пистолет Макарова, ПМ. 14 - Месть окончена! (англ.)
Copyright © Андрей Орлов, Москва, 28 Мая - 3 Июня 2002г. Отдельное спасибо ElieNZ-у за помощь с версткой этой страницы.
Все права защищены. Текст
впервые опубликован на сайте
COMUFLAGE@КОМУФЛЯЖ, |
||||
ГОСТЕВАЯ КНИГА И ФОРУМ САЙТА "COMUFLAGE @ КОМУФЛЯЖ" |
||||